Филип Дик - Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке]

— Амулеты, приносящие удачу. Чтобы их носили. Сравнительно бедные люди. Бесчисленное множество амулетов, которыми можно торговать по всей Латинской Америке, Африке и на Востоке. Широкие массы, вы прекрасно об этом знаете, все еще верят в магию, волшебство. В заговоры. В зелья. Это большой бизнес, как мне сказали. — Лицо Пола оставалось сосредоточенным, голос выразительным.

— Похоже на то, — медленно произнес Чилдэн, — что здесь пахнет очень большими деньгами.

Пол кивнул.

— Это ваша идея? — спросил Чилдэн.

— Нет, — ответил Пол и надолго замолчал.

Вашего начальника, подумал Чилдэн. Вы показали этот образец своему начальнику, который знаком с этим импортером. Ваш начальник — или какое-либо стоящее выше вас лицо, некто, кому вы подчиняетесь, кто богат и могущественен, — связался с этим импортером.

Вот почему вы вернули его мне, сообразил Чилдэн. Вы не хотите принимать в этом участия. Но вы понимаете, что я пойду по этому адресу и повстречаюсь с этим импортером. Я вынужден. У меня нет иного выбора. Я дам разрешение на подобный дизайн или продам его в качестве модели, рассчитывая на определенный процент от продажи продукции; будет заключено что-то вроде сделки между мной и этой стороной.

Но вы к этому не хотите иметь никакого отношения. На малейшего. И с вашей стороны будет проявлением дурного тона позволить себе воспрепятствовать мне или спорить со мной.

— У вас есть возможность, — наконец произнес Пол, — стать чрезвычайно богатым. — Он продолжал стоически смотреть впереди себя.

— Эта мысль поразила меня своей необычностью, — сказал Чилдэн. — Изготовлять амулеты на счастье, взяв в качестве модели подобные произведения искусства — я как-то даже не в состоянии представить это.

— Потому что это не вяжется с основным направлением вашей деятельности. Вы ее посвятили тому, что имеет налет эзотеричности, тому, что может быть оценено только посвященными. Я, например, точно такой же. И те лица, которые в скором времени наведаются в ваш магазин.

— А как бы вы поступили, будь бы вы на моем месте? — спросил Чилдэн.

— Не недооценивайте возможности, предоставляемой этим уважаемым импортером. Это очень умный и практичный человек. Вы и я — мы даже не представляем себе, какое есть огромное количество людей необразованных. Они могут извлекать радость даже из штампованных, совершенно идентичных предметов, радость, которой не дано испытать нам. Мы же должны предполагать, что обладаем чем-то уникальным в своем роде или по крайней мере настолько редким, что им обладают очень немногие. И, разумеется, это должно быть поистине аутентичным. Не копия или репродукция. — Он продолжал смотреть куда-то в пустоту, мимо Чилдэна. — Не то, что может штамповаться десятками тысяч.

Неужели и он догадался, захотелось узнать Чилдэну, что значительная часть исторических предметов в магазинах, подобных моему (не говоря уже о многих экземплярах в его собственной личной коллекции) являются подделками? В его словах прослеживается какой-то намек на это. Как будто ирония, с которой он мне все это излагает, является прикрытием для чего-то другого, о чем бы он хотел мне сказать, причем прямо противоположное тому, что выражается внешне? Все та же двусмысленность, на которую так часто наталкиваешься в Оракуле… свойство, как говорят, восточного склада ума.

И вот еще что, подумалось Чилдэну. Ведь он же на самом деле что говорит… ну кто ты такой, Роберт? Ты, кого Оракул называет «человеком низким», или ты — другой, кому предназначены все добрые его советы? Вот ты и должен решить, здесь. Ты выберешь один путь или другой, но не оба вместе. Наступил момент выбора.

А какой путь изберет этот ваш начальник? — Задумался Роберт Чилдэн. — Тоже в соответствии с советом, высказанным его молодым подчиненным? Ведь это все-таки не мысль, внушенная многотысячелетним кладезем божественной мудрости — это всего лишь мнение одного смертного, одного молодого японского бизнесмена.

И все же в этом есть зерно истины. «Ву», как сказал бы Пол. «Ву» этой ситуации таково: какою бы ни стала наша личная неприязненность, реальность на стороне импортера. Хотя и намерения наши были совсем не такими. Но мы должны приспосабливаться, именно об этом говорит Оракул.

А оригиналы, несмотря на все это, можно продавать в моем магазине. Знатокам, таким, например, как друзья Пола.

— Вы боретесь с самим собой, — заметил Пол. — Ситуация сейчас, несомненно, такая, когда предпочтительнее остаться самому. — Сказав это, он направился к двери.

— Я уже решил.

Глаза Пола оживились.

Поклонившись, Чилдэн произнес:

— Я последую вашему совету. А теперь я вас покидаю, чтобы подготовиться к визиту к этому импортеру. — Он поднял со стола сложенный лист бумаги.

Странно, Пол, казалось, остался недоволен. Он что-то буркнул и вернулся к письменному столу. Они умеют до конца сдерживать свои эмоции.

— Я очень вам благодарен за содействие, — произнес Чилдэн, собираясь уходить. — Когда-нибудь, при первой же представившейся возможности, я отплачу вам тем же. Я не забуду.

Но молодой японец и теперь никак не среагировал на слова Чилдэна. Глубоко правы те, подумал Чилдэн, кто не устает повторять, что они непостижимы для нас.

Провожая его из кабинета, Пол, казалось, со всей очевидностью подтверждал эту мысль. И только у самой двери он неожиданно раскрылся:

— Американские мастеровые делали эту вещицу вручную, верно? Затрачивая труд своего собственного тела?

— Да, от первоначального замысла до окончательной полировки.

— Сэр! А согласятся ли с такой постановкой вопроса эти мастеровые? Насколько я себе это представляю, они мечтали о совсем иной судьбе своих трудов.

— Я бы рискнул утверждать, что их нетрудно убедить, — сказал Чилдэн, для которого эта проблема казалась чем-то второстепенным.

— Возможно, так оно и есть, — сказал Пол.

Что-то в тоне его голоса заставило Роберта Чилдэна неожиданно насторожиться. Какая-то явно проступающая недосказанность. А затем, как-то сразу все прояснилось, и он, несомненно, разгадал эту двусмысленность японца, все до конца поняв.

Конечно же. Вся эта словесная шелуха была лишь прикрытием отвергнуть попытки возродить американское ювелирное искусство, мастерски разыгранного прямо у него на глазах. Циничное по своей сути, а он, не приведи господь, проглотил крючок, а с ним и леску, и грузило. Он заставил меня согласиться, шаг за шагом водил по узкой тропе в саду восточной изощренной мудрости к единственно возможному заключению: творение американских рук годится разве только для того, чтобы служить шаблоном для утиля — дешевых амулетов на счастье.

Вот каким методом господствуют японцы: не методом жестокого подавления, а исподволь, с утонченным искусством безграничной хитрости.