И. Хо - 666. Рождение зверя

Капков с удивлением посмотрел на свою даму.

– Ты абсентом, случайно, не баловалась? – спросил он.

– Да при чем тут это! – возмутилась Ксения, не отрицая, впрочем, самого факта употребления 72-градусной «зеленой феи». – Ты посмотри лучше.

Кирилл тоже вгляделся. Действительно, в глазницах у монумента были как будто искры. Черное пугало приобрело совсем уж зловещие черты, как в фильмах ужасов.

– Может, они там работы по демонтажу Христофора Доминиковича проводят, – предположил он. – Его же уже решено поставить на краю Берингова пролива. Электросварочные аппараты могут дать такой эффект.

– Логично, – согласился Капков. – И, заметьте, ни копейки бюджетных средств – весь проект за счет Романа Аркадьевича.

– Не скрою, Сергей Александрович, имеется альтернативное предложение по дислокации, – сказал Арсентьев, – Остров Русский, к саммиту АТЭС. На берегу Тихого океана он будет смотреться весьма символически.

– А почему Христофора Доминиковича? – не понял Брегоут. – Это же Петр Первый.

– Изначально шедевр не имел к царю Петру никакого отношения, – улыбнулся Кирилл. – Зураб Церетели отлил его как памятник Колумбу и пытался сначала впарить американцам, потом испанцам к пятисотлетию открытия континента в девяносто втором году. Там его везде послали, а Лужков с благодарностью принял – за деньги налогоплательщиков, разумеется. И в девяносто седьмом году, в не самые лучшие для бюджета времена, эта пародия на Колосса Родосского украсила российскую столицу. Только морду лица итальянцу слегка подправили и флаги на кораблях поменяли.

– Какому итальянцу? – запутался девелопер. – Колумб же испанец.

– Ничего подобного. Он был родом из Генуи.

– Не факт, – заметил Арсентьев. – Есть версия, что он был крещеным евреем с Мальорки.

– Если с Мальорки, то, наверное, русским евреем, – рассудила Собчак, – Там, наверное, никаких других уж и не осталось.

Арсентьев с Брегоутом посмеялись над шуткой и принялись обсуждать свои последние приобретения на рынке недвижимости в Европе. Собчак начала рассказывать своему кавалеру о предстоящих передовых культурных событиях в рамках фестиваля «Лето на “Стрелке”» – они как раз проплывали мимо лаборатории творческой мысли, которую содержал Мамут. Слева по ходу появились очертания Кремля. На подиум взобрался Мел Гибсон вместе со своим протеже – исполнителем главной роли в «Апокалипсисе» Руди Янгбладом.

– As you can see, the report of my death was an exaggeration, – начал Янгблад, намекая на трагическую развязку фильма. – However, there is no exaggeration to say we’ve done an excellent job. We can be proud. I want to thank all of you, wonderful people, who are the first witnesses apocalypse [20].

Мел Гибсон умильно расплылся в улыбке и зааплодировал. Публика так же умильно поддержала его. Микрофон на сцене взял Михалков.

– А сейчас будет птичка! – радостно объявил утомленный солнцем кинорежиссер. – Русские кудесникипиротехники покажут нам замечательный фейерверк.

– Главное, чтобы не закончилось, как в пермском клубе «Хромая лошадь», – заметил Потемкин.

Теплоход как раз вышел из-под Большого Каменного моста. На носу «Гранд Ривер» ударила колоколами звонница. Где-то там же засвистело, треснуло, корабль содрогнулся, и все пространство вокруг него озарилось полыхающим разноцветьем. Очарованные зрелищем пассажиры вскочили и восторженно захлопали. Теперь Потемкин понял, в чем был смысл покрытого простынями нагромождения коробок около сцены – там лежали пиротехнические снаряды с китайской маркировкой. Время от времени к импровизированному складу подбегали люди в красной униформе, хватали боеприпасы и тащили их на носовую обзорную площадку, где, собственно, и располагались основные установки для запуска шутих. Изрыгая снопы искр, корабль медленно проследовал вдоль башен Кремля. Рядом с Большим Москворецким мостом показалась специально сооруженная из металлических конструкций по случаю торжества и нахлобученная на каменный парапет пристань. Вдоль набережной и на мосту уже собралась внушительная толпа. Это добавляло дополнительного лоска окружавшим Потемкина представителям высшего света. Как звезда шоубизнеса не может жить без поклонников, настоящему гламурному аристократу и его куртизанкам нужен оттеняющий их плебс – они питаются его завистью и только через это находят в своей жизни хоть какой-то смысл. Сейчас аристократы и звезды оказались в одно время в одном месте. «Вот было б весело, если бы на это корыто сейчас авиабомба упала», – почему-то подумал Кирилл.

– А теперь, – кричал сквозь шум Михалков, – сюрприз! Обратите внимание на набережную: там стоят настоящие русские пушки для салюта. Такие же, как на наших традиционных праздниках Победы девятого мая. И сейчас, дорогие мои, будет завершающий залп, который мы назвали «Цветок папоротника».

Вокруг семи пушек, стоявших на пристани, забегали военные. Раздался залп, громовой раскат, и небо над центром Москвы озарилось сияньем тысяч падающих звездочек.

– Круто, – сказал Брегоут.

– Просто-таки залп «Авроры», предвещающий зарю нового мира, – добавил Кирилл, глядя на сидящего неподалеку Андрея Колесникова, который что-то быстро строчил в блокноте.

В следующий миг полыхающая шипящая болванка пробила прозрачную стену и упала на кучу коробок с пиротехникой около сцены. Прямо над ней, на экране, появилось изображение дракона и китайский иероглиф «огонь» – вязанка дров с искрами по бокам. Потемкин видел это так, будто время замедлило свой бег и он успевал обдумать свои действия в доли секунды. Каким-то усилием воли он ухватил Собчак и потащил ее под стол. Арсентьев, Капков и Брегоут последовали их примеру. Оглушительный хлопок разорвал в клочья все пространство. С трудом приходя в себя и пытаясь понять, на каком свете он находится, Кирилл выкарабкался из-под обломков. Все вокруг было заполнено летающей взвесью и смрадом. Прямо перед собой он увидел оторванную женскую руку с бриллиантовым браслетом, а над нею, в сумраке – перекошенное лицо Арсентьева, который что-то кричал. Кирилл не слышал его, видимо, из-за контузии. Собчак, Капков и Брегоут были целы, но пребывали в шоке. Задрапированные и увешанные лампадами внутренности корабля вспыхнули, как спичечный коробок, – полотно оказалось отличным горючим материалом. Сквозь едкий дым было видно, как оставшаяся в живых публика бросилась на нос судна – к выходу. Задыхающиеся люди падали и давили друг друга, образуя безнадежную пробку. Идти туда было равнозначно самоубийству.

– Есть другой выход, на корме! – истошно заорал Потемкин, показывая жестами, что надо идти за ним.

Он сделал глубокий вдох, вбирая в себя то, что еще осталось пригодного для дыхания, и побежал к корме, увлекая за собой Арсентьева. Капков с Брегоутом подхватили под руки Собчак и последовали за ним. Потемкин с трудом продирался сквозь завалы и бегущих ему навстречу ополоумевших людей, которые шли, как нерка на первый и последний нерест. В какой-то момент ему показалось, что ничего не получится – дым щипал глаза, смешанный с гарью воздух свербил легкие, шанса на новый глоток уже не было. Все-таки добежав до цели, он из последних сил свалил штендер и открыл дверь. За ним выскочили четверо остальных. Оказавшись на корме, они жадно хватали ртом воздух, кашляли, пытаясь продышаться, и старались не смотреть друг другу в глаза, преисполненные животного страха.