Дмитрий Глуховский - Рассказы о Родине

— Все, есть!

— И удивительные известия из Москвы… — сделала бровки домиком Екатерина Алексеева.

— Ну, не подкачай! — кивнул Саша инопланетянину.

— Простите… Только что мы получили самые свежие кадры с заседания правительства Российской федерации. Глава кабинета министров по горячим следам событий в Пикалево потребовал от подчиненных немедленно отреагировать…

— Я же говорил, будут балансировать новостями о Премьере, — торжествующе сказал оператор.

— Вот, теперь как-то лучше, — с облегчением выдохнули в толпе.

Зависший в пустоте космический корабль вдруг испустил долгий трубный звук, от которого задребезжали стекла и побежали по коже мурашки.

— Больше не могу ждать, — обреченно произнес пришелец. — Они не смогут удержать пространственное искривление. Пять минут осталось.

— Как время-то пролетело, — задумчиво сказал оператор.

— На одном дыхании смотрится, — согласился звуковик.

— Подождите! — горячо зашептал Саша. — Они должны были это дать, чтобы сбалансировать… Сами понимаете!

Пришелец сделал шаг к спускаемой капсуле, застыл на миг и с нервной трелью вернулся к Саше.

— Вы не понимаете, чем мы рискуем ради вас, — промолвил он. — Не понимаете, какие тут ставки… Десять тысяч лет!

— Выпустите нас! — взмолился Саша, обращаясь к студии. — Им улетать же надо! У них энергия заканчивается!

— Да мы слышим все, — ответили там. — А что мы сделаем-то?

— И на этом наш выпуск новостей подошел к концу, — неожиданно закруглилась Екатерина Алексеева. — Спасибо, что смотрели Главные новости! А прямо сейчас — новые эпизоды полюбившегося зрителям телесериала «Доярка наносит ответный удар, или Право на любовь».

— Извини, старичок, твоя тема не влезла в выпуск, — в Сашином ухе прорезался голос выпускающего редактора. — Ну ведь действительно важные новости были, сам понимаешь! Слушай, может, твои зеленые человечки до полуночного выпуска останутся, а?

Саша не мог ему ответить. Глотая слезы, он глядел, как сияющая капсула возносится к ожившему межгалактическому титану. И как тот совершенно беззвучно стартует, и с невообразимой скоростью уносится вверх, подальше от грешной Земли, прочь из давящих московских небес, к далекой-далекой звезде.

— Завтра, кстати, отличная съемочка есть, — кашлянул вдруг выпускающий. — С Премьером на шарикоподшипниковый завод. Хочешь?

— С Премьером? Правда? — Саша утер рукавом сопли, несмело улыбнулся. — Просто фантастика какая-то!

Белоснежная яхта своими габаритами больше напоминала океанский лайнер, а линиями — флагман инопланетного космического флота. Качка на ее борту не ощущалась никогда, и сейчас, несмотря на приличные волны, на судне царил полный послеобеденный штиль.

Вдоль горизонта, сдавленные ярко-синим океаном и ярко-синим небом, тянулись крошечные песчаные острова. Буйная тропическая растительность поверх белого песка делала далекие острова похожими на строй сказочных гигантов в офицерских фуражках, выходящих из морской пены. Острова на самом деле были вершинами вулканов, потухших вечность назад и скрытых под водой.

Вообще-то собирались нырять с аквалангами, но волна раскачивала моторную лодку, и решили подождать, пока море успокоится — время еще было. Двое подтянутых мужчин в белых махровых халатах коротали его на шезлонгах мореного дуба у олимпийского бассейна с соленой океанской водой.

Чуть поодаль у вертушек стоял холеный француз, одной рукой хозяйски оглаживая собрание слащавого электронного лаунжа, неотличимого от того, что лился из изящных деревянных колонок, другой — поджарые ягодицы индианки в неоново-желтом бикини. Француза выписали специально по этому случаю из Парижа: по-русски он ни бельмеса не понимал, а настроение на отдыхе создавал правильное.

Двое мужчин лениво переговаривались, щурясь на огромное предзакатное солнце.

— Тебя на сколько отпустили? — пошутил первый, принимая замысловатый коктейль из рук пожилого официанта.

— Пока в себя не приду, — улыбнулся второй, снимая черные очки и запрокидывая лицо навстречу солнечным лучам.

— Назрело, да? — первый шумно втянул через соломинку густой напиток, зажевал ломтиком папайи.

— Не то слово. Не работа, а сплошной стресс. Давно такого не было.

— Кризис…

— Кризис.

— Ты знаешь, какая-то хроническая усталость в последнее время. Вообще ничего делать не хочется, — признался первый.

— Вот как раз об этом и хотел с тобой поговорить, — второй приоткрыл один глаз.

— Все-таки решился? — догадался первый.

— Ну как-то надо все-таки, — вздохнул второй.

— По мне — так хоть сейчас, пожалуйста, — заверил его первый. — Я же говорю: хроническая усталость. Не знаю, как ты столько времени продержался.

— Ну как, — усмехнулся второй. — В отпуск ездил часто. В Сочи особенно.

Первый пробормотал что-то себе под нос и отставил полупустой бокал в сторону.

— Вроде распогодилось, — широко улыбнулся первый, выходя на капитанский мостик. — Ну ты как? Нырнем сегодня?

— Да меня что-то кондиционером продуло, кашлял всю ночь, — хмуро отозвался второй.

— Это что же? Это ты хочешь сказать… — насторожился первый.

— Да нет, ничего я не хочу, — устало поморщился второй. — Просто чертов кондиционер неправильно был выставлен, всю ночь как под ледяным душем, горло дико болит…

— Ты хочешь сказать, что нырять мы не будем, — определил первый. — И чего мы сюда девять часов летели? Позагорать и на Красной Поляне можно было отлично. В Тыву бы еще съездил, — он возмущенно фыркнул.

— Расхотелось нырять, — согласился наконец второй.

— Да мы ведь столько собирались! Ты же сам мне говорил — барракуды, акулы тигровые. Гигантские скаты! После антикризисного собрания тогда, помнишь? Я тут график весь перелопатил, а ты мне…

— Ну прости. Я просто расслабиться не могу, все про это думаю. Как лучше обставить, — вздохнул второй.

— А что тебе-то про это думать? Есть специально обученные люди. Славику скажешь, он все сделает. Давай, что ты как это самое? Искупаемся, голову проветрим немного, все у тебя сразу прояснится. Я тут такое видео смотрел, про гигантских морских черепах…

— Хочется, чтобы красиво все было, — раздумчиво почесал нос второй.

— А я про что? Там знаешь, какая красота? И эти… как лобстеры по-русски будут?

— Да я это о своем, — нахмурился второй. — Идея нужна, понимаешь? Или слоган. Такой слоган, чтобы больше никто вопросов никогда не задавал: ни зачем, ни почему. Ни «Кто виноват?», ни «Что делать?».

— Это называется национальной идеей, — ухмыльнулся первый. — Этот «слоган», — он взял слово в издевательские кавычки, — мы уже семнадцать лет ищем.