Виктор Пелевин - t

Барон в одиночестве сидел на раскладном стуле у самого дальнего костра; рядом стоял второй такой же стул. Изредка к огню приближалась худая маленькая женщина, чтобы подбросить в него веток, и сразу уходила прочь.

Цыган, сопровождавший Т., подошёл к барону, склонился к его уху и долго что-то говорил. Барон несколько раз усмехнулся, глядя на Т., а потом жестом пригласил его сесть рядом.

— Итак, — начал он, когда провожатый удалился, — вы победили Лойко. Кто вы?

— Меня называют граф Т.

— Здравствуйте, граф.

— Здравствуйте, барон, — сказал Т. с еле уловимой иронией. — Зачем нужно было это идиотское испытание?

— Мы стараемся, чтобы из жизни не уходил дух благородного соперничества, — ответил барон чуть виновато. — Иначе мы быстро выродимся в шайку воров.

— Вы знаете, кто я, — сказал Т. — А как ваше славное имя?

— Зачем я стану обременять вашу память, — сказал барон. — Моё имя вам уж точно ни к чему. Пусть я буду просто цыганским бароном. Итак, у вас, кажется, был ко мне вопрос?

— Да, — сказал Т. — Что такое Оптина Пустынь и где она находится?

Барон выпучил глаза в недоумении.

— Как? — переспросил он.

— Оптина Пустынь, — отчётливо повторил Т. — Мне сказали, это что-то цыганское.

Барон надолго задумался.

— Не знаю, — сказал он. — Кажется, я раз или два слышал похожее словосочетание, когда учился в Петербургском университете. Это что-то литературное или мистическое. Но я могу и ошибаться. Однако совершенно точно, что к цыганскому укладу и обычаю это не имеет никакого отношения.

— Позвольте, — сказал Т., — но ваши люди только что говорили: всякий, кто спросит об этом, должен бороться с Лойко.

— Они по любому поводу так говорят, — махнул рукой барон. — Скучают, кровь играет. Вчера, верите ли, проезжал мимо жандармский полковник — один, верхом на лошади. Направлялся из сестриного имения в город Ковров, который тут неподалёку. Спросил у этих разгильдяев дорогу, так они и его заставили бороться… Он, кстати, успел рассказать, что похожего на вас человека ищут в округе.

— Мне уже говорили, — ответил Т. — Выходит, вы ничем не можете помочь?

— Отчего, — сказал барон, — могу. Ваша победа в поединке накладывает на меня определённые обязательства, поэтому мы обратимся к оракулу нашего табора. Делать это следует только в исключительных случаях, но сегодня у меня тоже есть к нему вопрос.

— Думаете, оракул знает что-то такое, чего не знаете вы?

Барон засмеялся.

— Понимаю ваш скептицизм, граф. И всё-таки попробовать стоит. Вы ведь рисковали ради этого жизнью.

Он хлопнул в ладоши, и к нему приблизилась следившая за костром женщина. Барон что-то тихо приказал, и она исчезла в темноте. Через минуту она вернулась, положила к ногам барона вместительный футляр, обтянутый тёмной тканью, отвесила поклон и снова растворилась во мраке.

Барон вынул из сапога маленький нож. Придвинув к себе футляр, он вспорол пыльную ткань и раскрыл его. Внутри лежала деревянная кукла. Вместо ног у неё была заострённая на конце палка, чёрная от земли. Цыган воткнул её в землю (отчего кукла в бессильном возмущении взмахнула руками), а затем вынул из того же футляра курительную трубку с маленькой металлической чашкой и длинным деревянным чубуком. Достав из привязанного к трубке мешочка кусочек какого-то прозрачного вещества, похожего на янтарь или канифоль, он вложил его в чашечку.

— Вы хотите… — начал было Т., но цыган перебил его:

— Не бойтесь, вас не отравят. Мне надо понять, что делать по поводу вчерашнего жандарма, поэтому у вас будет собственный лорд-пробователь… Вернее, барон-пробователь.

Вынув из костра горящую ветку, он поднёс её к металлической чашечке, затянулся и повелительным жестом протянул трубку Т. Тот осторожно взял её в руки и, стараясь не вдыхать чересчур много, потянул в себя густой терпкий дым. У него сразу же закружилась голова, и он вернул трубку барону.

— Ну как? — спросил барон. — О чём вы теперь думаете?

Т. открыл рот для ответа, и вдруг понял, что ответа нет.

Все мысли, только что заполнявшие его ум, разлетелись и исчезли — остался только треск сучьев в костре, запах дыма и чуть холодящий спину ветер. И ещё мелькнуло головокружительное ощущение: словно под ногой подломилась перекладина лестницы, и тело стало невесомым.

Поборов испуг усилием воли, Т. исподлобья поглядел на барона. Тот, видимо, понимал, что происходит — улыбнувшись, он затянулся ещё раз, затем положил трубку назад в футляр, указал на куклу, встал и неторопливо пошёл прочь от костра. Оставшийся в одиночестве Т. уставился на деревянного истукана.

Это было подобие деревянного Пьеро: кукла печального образа с яйцеобразной головой, поднятыми над переносьем бровями (что придавало ей комически грустный вид) и прямоугольным подвижным ртом. Её овальное тело покрывал чёрный лак; на груди были нарисованы три больших белых помпона, а длинные суставчатые руки кончались шариками, похожими на сжатые кулаки. С этих шарообразных кулаков и подвижной челюсти свисали коротко обрезанные нити. Т. разглядел выступающие из дерева крохотные металлические кольца, к которым они были привязаны: кукла, по-видимому, когда-то служила для представлений в балагане.

Вдруг одна из рук куклы пришла в движение — хотя Т. отчётливо видел, что за обрезки нитей никто не тянул. Поднявшись до уровня головы, рука приветственно помахала, затем прямоугольный рот поехал вниз, и кукла сказала:

— Коман сава, граф?

Она говорила тем же голосом, что и тень на корабле княгини Таракановой.

— Сава, — ответил Т.

— Извините за этот вид, — сказала кукла. — Но если бы я выбрал в качестве медиума кого-нибудь из цыган, у вас наверняка остались бы сомнения в достоверности происходящего. Сейчас их не будет.

— Кто вы такой? — спросил Т.

Деревянный рот куклы издал несколько сухих звуков, похожих на что-то среднее между смехом и стуком.

— Я уже представился в прошлый раз. Я ваш создатель. Моё имя Ариэль. Как и положено создателю, в настоящий момент я творю вас и мир. Я имею в виду, ваш мир.

— Это я помню, — сказал Т. — Но кто вы по своей природе? Вы Бог?

— Лучше считайте меня ангелом, — сказала кукла. — Мне будет приятно.

— Вы падший ангел? Князь мира сего?

Кукла зашлась деревянным смехом.

— Вам не кажется, граф, что слово «падший» применительно к князю мира отдаёт просто небывалым лицемерием? Люди наперебой соревнуются, чтобы получить у него какую-нибудь работёнку, и отчего-то называют его при этом «падший»…

Т. улыбнулся.

— Так учит церковь, — сказал он.

— Да-да, церковь, — повторила кукла. — Считается, церковь противостоит князю мира. Ну не чушь ли? Вот подумайте сами, если бы у обычного околоточного надзирателя в самом что ни на есть жидоедском околотке какой-нибудь бедный еврей открыл корчму, где на вывеске было бы написано «противостою околоточному надзирателю», долго бы он так противостоял?