Ким Робинсон - Черный воздух. Лучшие рассказы [сборник litres]

Чуть позже Фрэнк не спеша вернулся к мысу Баккой, а по пути завернул поглядеть на руины дворца ярлов шестнадцатого века. В главном зале, лишенном кровли, мальчишки азартно гоняли футбольный мяч.

Настало время отлива. Отступившее море обнажило мостик из бетонных плит, уложенных поверх россыпей мокрого бурого песчаника. Припарковавшись, Фрэнк вышел из машины и двинулся навстречу крепкому ветру, к Бро-оф-Берсей.

Развалины поселения викингов начинались у самого берега: подточенная волнами, часть строений рухнула в море. Поднявшись наверх, Фрэнк оказался среди частого лабиринта стен высотой по колено. В сравнении со Скара-Брей городок этот был довольно крупным. Посреди скопища невысоких фундаментов поднимались до уровня плеч стены церкви. Двенадцатый век, претенциозный романский стиль, однако всего пятьдесят футов в длину да двадцать в ширину! Вот уж, действительно, карманный собор. Тем не менее к церкви примыкал монастырь, а кое-кому из молившихся в ней довелось повидать Рим, Москву, Ньюфаундленд.

До викингов здесь жили пикты: развалины нескольких пиктских построек лежали чуть ниже скандинавских. Очевидно, пикты ушли с островка до появления скандинавов, хотя полной ясности на сей счет в хрониках не имелось. Ясно было одно: люди жили на острове с давних-давних времен.

Без спешки оглядев развалины, Фрэнк двинулся наверх, к западу. От маяка на утесе, современной белой постройки с широкой, приземистой башней, его отделяли всего-то несколько сотен ярдов.

За маяком склон, преграждавший путь ветру, заканчивался. Поднявшись к краю обрыва, Фрэнк покинул укрытие, и неожиданный шквал едва не сбил его с ног, однако он устоял и устремил взгляд вниз.

Ну вот, наконец-то! Наконец-то хоть что-то выглядит именно так, как он и ожидал! До воды было далеко-далеко, возможно, футов сто пятьдесят. Вдоль утеса тянулись книзу жуткие трещины, исполинские глыбы камня угрожающе кренились вперед, словно в любую минуту, от любого толчка готовые рухнуть в волны. Громады утесов ослепительно сверкают на солнце, прибой крушит в щебень подножие скал… столь очевидный, столь пафосный Край Европы – и не захочешь, а расхохочешься. Прекрасное место, чтоб броситься вниз. Покончить с болью и страхом, следом за Хартом Крейном [83]прыгнуть с кормы Европы… вот только здесь скорее не корма, а нос. Нос титанического корабля, несущегося на запад, рассекающего волны так, что дрожь пятками чувствуешь. Тонущего корабля – это Фрэнк чувствовал тоже: тряска, качка, последний ленивый крен… Что ж, если так, прыгать в море по меньшей мере бессмысленно. Конец настанет хоть так, хоть эдак. Навалившись грудью на ветер, чувствуя себя пиктом, а может, викингом, Фрэнк понимал, что дошел до точки – до конца континента, конца столетия, конца культуры.

Но вдруг из-за Марвик-Хед, с юга, вывернуло суденышко, тихоходная рыбацкая лоханка из Стромнесса. Рисково взлетая на гребни высоких волн, она устремилась в открытое море, на северо-запад, к… а в самом деле, куда? Островов дальше нет. Только Исландия, Гренландия да Шпицберген. Куда этот рыбак направляется на ночь глядя, перед самым закатом, да при таком крепком западном ветре?

Охваченный странным восторгом, Фрэнк долгое время смотрел тральщику вслед, пока суденышко не превратилось в темную точку у самого горизонта. Море покрылось барашками пены, ветер крепчал, набирал силы; чайки, подхваченные токами воздуха, одна за другой опускались на скалы внизу. Скользившее к северу солнце склонилось к самой воде, катерок вдалеке казался не больше щепки, и тут Фрэнк вспомнил о мостике к Мейнленду. О приливе.

Сбежав вниз, к воде, он с замиранием сердца увидел, что бетонные плиты заливает белой, кипучей волной, прихлынувшей справа. Застрянешь здесь – придется вламываться в музей или жаться в уголке церкви до утра… но нет, накрывшая бетон волна отступила. Если поторопиться…

Грохоча подошвами, Фрэнк миновал лестницу и со всех ног помчался по шероховатому бетону. Слева над водой возвышались десятки параллельных гребней песчаника, но правую сторону уже затопило, а разбившаяся о плиты волна вновь захлестнула мостик, вымочив штаны до колен, наполнив морской водой башмаки и перепугав Фрэнка сверх всякой разумной меры. Выругавшись, он побежал дальше.

Вот и скала, и пять ступеней наверх. Возле машины он остановился, с трудом перевел дух, забрался на пассажирское место, снял башмаки, носки и штаны, переоделся в сухое, сменив башмаки на кроссовки, и снова вышел наружу.

Усилившийся ветер дул ровно, яростно, точно стремясь сорвать с места, поднять к небесам и машину, и мыс, а заодно и весь океан. Приготовление ужина обещало стать задачей нелегкой: от ветра машина защищает из рук вон плохо; задувая под днище, ветер погасит пламя горелки.

Развернув пенковый коврик, Фрэнк прислонил его стоймя к подветренному борту «сьерры» и подпер мокрыми башмаками. Вместе с бортом коврика оказалось довольно, чтобы кое-как укрыть от ветра крохотный синий венчик огня. Усевшись на асфальт рядом с горелкой, Фрэнк устремил взгляд на огонь и на море. Под натиском ураганного ветра бухта Берсей вспенилась от края до края, стала скорее белой, чем голубой. Машина покачивалась на амортизаторах. Солнце наконец полого соскользнуло в море, за горизонт, однако синие сумерки обещали затянуться еще на долгое, долгое время.

Когда вода закипела, Фрэнк всыпал в котелок пакетик «Кнорра», размешал варево, подержал на огне еще пару минут, выключил газ и принялся за еду, черпая исходящий паром гороховый суп прямо из котелка. Ложка супа, ломтик сыра, ломтик салями, глоток красного вина из жестяной кружки, еще ложка супа… Ужин в такой обстановке доставлял невероятное, абсурдное удовольствие: ветер, небось, просто в ярости!

Покончив с едой, Фрэнк отворил дверцу «сьерры», убрал внутрь походную кухню, надел ветровку и непромокаемые штаны, обошел автостоянку, а затем прошелся по невысокой скалистой кромке мыса Баккой, любуясь Северной Атлантикой, раздираемой в клочья штормовым ветром, разгулявшимся во всю мощь. Точно так же ходили здесь люди и до него, многие тысячи лет. В густо-синем вечернем сумраке казалось, будто шторм не закончится, не утихнет вовек.

В конце концов Фрэнк вернулся к машине, достал из рюкзака блокноты и вновь подошел к краю мыса. Ветер хлестнул по уху, точно ладонью. Усевшись, Фрэнк свесил с обрыва ноги. Океан окружал его с трех сторон, ветер свистел над головой слева направо, горизонт стал границей чернейшей синевы с самой синей из черных красок на свете. Фрэнк поболтал ногами, постучал каблуками о камень. Света как раз хватало, чтоб отличить исписанные страницы от чистых. Их-то он и принялся срывать со спиралей, скатывать в шарики и швырять прочь. Белые мячики один за другим улетали вправо и тут же исчезали во мраке, среди пенных волн. Расправившись со всеми записями, Фрэнк выдернул из скреплявших блокноты спиралек зубчатые бумажные ленточки и тоже швырнул их в море.