Аусиньш Эгерт - Дети серого ветра [СИ]

Чаепитие после занятия, перед которым Дейвин, стесняясь пропотевшей насквозь одежды, попросился сперва в душ. Краем слуха уловленное объяснение Женьки удивленному Роману вполголоса: «Скажи спасибо, что он еще без мейка, хотя это и нарушение их этикета». Рассказ о том, что некоторые ясновельможные паны специально тренировались на оружии со смещенным к острию центром тяжести и очень хорошо знали уязвимые для режущих ударов сосуды на теле. Просьба Дейвина о второй серии уроков.

Усмешка Женьки в последний день: «Рапира все равно лучше» — и показательный бой, в котором у Романа вдруг не оказалось шансов, потому что Женька, быстрый и текучий, как таящерица, жалил стремительно и наверняка, находя в защите противника дыры там, где Дейвин и подумать не мог. По окончании поединка Дейвина ошеломила довольная ухмылка Романа: «Это ты еще не видел штыкового боя, фехтовальщик против опытного штыковика — сущий ребенок».

— Ну как тебе? — спросил Женька в последний день, за три часа до самолета.

— Отлично, — улыбнулся ошалевший Дейвин.

— По тебе не скажешь, — усомнился друг.

— Я сам себе напоминаю щенка сайни, впервые вышедшего во двор, — признался граф. — И мне стоит больших усилий отделаться от мысли о том, что я ничего не смыслю в фехтовании. Но Женька, это прекрасно. Ведь вы с Мариной приедете к нам на Ддайг? Ох, я не то спрашиваю, прости. На какой месяц вам делать приглашения? И на сколько человек?

Эгерт Аусиньш пришел примерно к тем же выводам, что и Иван Кимович Рудой, над чашкой кофе в кофейне Малаги. Но он никак не определял ни наместника Озерного края, ни сами обстоятельства. Просто черканул в блокноте несколько квадратиков, соединил их стрелками, допил свой кофе и открыл нетбук. Узнав, что Инга Сааринен никак не может приехать в гости или встретиться с ним на нейтральной территории, журналист, ничуть не смутившись, задал вопрос, когда ей будет удобно увидеться с ним в Израиле. Ответ слегка удивил Эгерта: Инга сказала, что до начала марта сможет увидеться с ним в любое время, а после названной даты почти наверняка встреча не будет возможна. Эгерт терпеть не мог зимний Израиль, особенно побережье, из-за постоянных и довольно утомительных влажных ветров, перемежающихся дождями. Но выбирал не он. Так что в конце ноября Эгерт вышел из аэропорта Бен-Гурион. Встречу Инга назначила в кафе на автовокзале. Придя в это царство сюрреализма, Эгерт сперва удивился, но быстро понял логику коллеги: если в Тель-Авиве нужно встретиться людям, не желающим быть чем-то большим, чем просто человеческие песчинки, Тахана Мерказит для них лучший выбор. Особенно если у одного из них талант знакомиться с людьми и обстоятельствами, деликатно определяемыми как «сложные», а вторая не хочет афишировать беременность, к которой явно имеет отношение не просто сааланец, а один из сильных мира сего, пришедших из-за звезд и заставивших уважать свое мнение и свое слово. Но разговаривать Эгерт собирался не об этом. Высказав все положенные благодарности за уделенное время, он прямо сказал, что рассчитывает получить сведения о процессе в Исанисе, не вошедшие в репортажи. И если это возможно, то и те, которые Инга не планировала включать в книгу. Его милая собеседница только улыбнулась: «Спрашивайте».

Разговор сокрушил все представления, которые Эгерт успел составить о саалан. Она рассказывала про невозможный, неправильный феодализм. Про феодалов, не участвующих в межевых войнах и соседских грабежах, а объединяющихся для совместной защиты от естественной опасности. Про раздел земли, подтверждаемый фактической способностью защитить простолюдинов от стихийных бедствий и капризов климата. Про включенное в понятие чести дворянина требование экономической компетентности. Про прямой договор лорда с каждым из крестьян на его земле — вместо прикрепления семьи к земле — и рекомендации крестьянину при переходе к другому лорду. Про порядок расторжения договора с лордом. Про экологическую этику саалан, в рамках которой прежде чем убивать даже рептилию, следует хотя бы попытаться убедить ее разойтись миром, а убивая для еды, нужно предпринять целый ряд мер для избавления животного от тревоги и страха. Про торговые отношения дворян, в том числе с императором. Про сааланский парламент, состоящий из знати, и думу, состоящую из зажиточных простых горожан. Про отношения парламента и императора. И наконец, про Академию, объединяющую в себе церковь и инквизицию саалан.

Расставаясь, Эгерт в рамках ответной любезности предложил Инге писать и звонить, если возникнет необходимость, не стесняясь. Она ответила вежливой улыбкой, в которой четко читалось «вряд ли это возможно», но взяла визитку и обещала написать. А потом спустилась на пятый этаж и отправилась куда-то по своим делам, а Эгерт поднялся на седьмой и поехал в Иерусалим, раз уж представился случай. А вернувшись оттуда, после недолгих размышлений направился в Таллинн.

Декабрь пошел по кочкам у всех. Вообще у всех, начиная с князя. Когда я поняла, что до сессии остались считаные недели, он меня вызвал и вручил приглашение в Старый дворец на летнепраздник, который приходился, как по заказу, на двадцать девятое декабря. А третьего января у меня был первый экзамен, и я очень рассчитывала успеть сдать если не две зимние сессии за один заход, то хотя бы часть экзаменов следующего года. И когда стояла с маркой в руке, вид у меня был, кажется, не самый радостный, потому что князь мне сочувственно кивнул и как-то без энтузиазма сказал, что у него приглашение тоже есть. И нет, пропустить нельзя ни мне, ни ему, а вот граф да Айгит останется здесь за главного на время отсутствия наместника. Из сказанного напрашивался вывод, что я в этот раз не главное блюдо. Но уже через минуту я поняла, что ошиблась. Димитри, щелкнув пальцами, открыл ящик стола и протянул мне смутно знакомый футляр. Я не удержалась, открыла сразу. Ну да, так и есть: платина, изумруды, рубины. То самое, что он прислал мне в двадцать четвертом году надеть на первый выход к его двору в качестве его человека. На мой первый выход после подписания соглашения, отмененного императором на суде. Соглашения, по которому я предала всех, включая себя. Не отшатнуться я сумела, но и только. Конечно, князь все понял.

— Ну нет так нет, — он с легкой улыбкой протянул руку. — Против платья, надеюсь, возражать не станешь?

Я отдала футляр и замялась с ответом. Он с той же легкой полуусмешкой или полуулыбкой сказал:

— А впрочем, ты и тут права. С этой стрижкой форма Охотника — лучший выбор.

— Мой князь, — я прижала к груди кулак.

Он развлекался, конечно, я увидела это сразу, но так правда лучше. В форме Охотника я хоть кто-то. А в сааланском праздничном платье с армейской стрижкой буду выглядеть хуже не придумаешь. Да, этого в Аль Ас Саалан нет уже добрую сотню лет, но память у них что надо. Ассоциации сразу всплывут. Рабыня. Живая игрушка, которой не место в зале, наполненном знатью.