У Мин-и - Человек с фасеточными глазами [litres]

Красотка, сев за столик, включила планшет и уткнулась в экран, как будто больше вообще не хотела видеть своего напарника. Мужчина установил монокулярный телескоп и профессиональную видеокамеру, марка которой была специально закрыта наклейкой. Но Хафáй с первого взгляда поняла, что они точно не за птицами приехали наблюдать. Ее знакомые орнитологи-любители как-то говорили, что выше по течению фабрика ограничила спуск воды, плюс всякое загрязнение, в итоге там, где речка впадает в море, рыбы стало так мало, так мало, что за эти годы птицам у устья речки никакого житья не стало. Тем более, если смотреть со стороны «маяка», сегодня никаких птиц вообще не увидишь, только серую дымку.

– Отдыхать приехали?

– Нет, сегодня работаем – наблюдаем за морем, – ответил мужчина.

– Я уже столько лет здесь наблюдаю. А море и вправду дело тонкое. Вы не спешите, устраивайтесь поудобнее, – шутливо заметила Хафáй. Может быть, они здесь для того, чтобы снимать дом Алисы? Несколько лет назад репортеры тут околачивались, специально приезжали, снимали. Она включила стереосистему и поставила старенький компакт-диск, песню Панай [21]«Может быть, однажды…». В то время Панай нравилась многим молодым людям. Она сама один раз на берегу как-то услышала, как Панай пела живьем, и была в восторге. Хафáй чувствовала, что Панай пела эту песню нарочито легко и расслабленно, но получался тяжелый привкус, как будто это «однажды» никогда не наступит.

Мужчина решил заказать блюдо дня. Хафáй приготовила сегодня специальное блюдо, назвав его «Обед трёх сердец», потому что главными ингредиентами в нем были сердцевины диких овощей трех видов: пандан душистый, мискантус и альпиния. Вчера Хафáй сама ходила все собирать. На второе можно было заказать жареную рульку дикого кабана или приготовленную на пару рыбу. Мужчина подошел к стойке, протянул визитку. Ну точно, оператор какого-то телеканала, а женщина – выездной корреспондент.

– Зовите меня просто А-хань.

– А меня Лили, – сказала красотка с подведенными глазами, длинными ресницами и сине-зелеными зрачками.

– А о чем репортаж будете делать? Нашему заведению публичность ни к чему.

– Вы не так поняли… Про ваш бар тоже, конечно, можно рассказать… Но в этот раз мы не по кулинарной теме. Тут прошла информация, что мусорный остров, дрейфующий в океане, столкнется с землей где-то в этом месте.

– Какой еще остров?

– Тот, который недавно в новостях показывали. Да и не остров это, вернее «мусороворот». Эх, у вас тут, смотрю, и телевизора нету?

– Нет. – Телевизор был одной из тех вещей, которые Хафáй ненавидела, газет она тоже не заказывала.

Лили моргнула накладными ресницами и стала объяснять:

– Где-то лет тридцать назад какие-то ученые обнаружили, что мусор, который люди выбрасывали в моря, из-за океанских течений превратился в большую плавучую кучу. Трудно даже представить, не так ли, ха-ха, жутко интересно! И теперь эта куча мусора вот-вот достигнет наших берегов. Во всем мире следят за этой новостью. Знаете, вы могли бы нам помочь.

– Чем помочь? – Хафáй так и не поняла, почему эта новость такая интересная.

– Разрешите нам отсюда поснимать. У вас такой view [22] Вид (англ.). хороший. К тому же мы у вас потом возьмем интервью.

– Не надо, я не хочу по телевизору, – замахала рукой Хафáй. – А другие журналисты тоже сюда приедут? – обеспокоенно спросила она.

После обеда в соседних гостиницах и гестхаусах уже поселились журналисты, среди которых оказалось немало зарубежных корреспондентов. В небе время от времени кружили вертолеты и парапланы. Высокие и низкие журналисты всех оттенков кожи заполонили пляж, некоторые даже поставили палатки. Впрочем, Хафáй больше не впускала журналистов, кроме А-ханя и Лили. Если бы могла, она и этих двоих спровадила бы, прогонять клиентов было не в ее правилах, так что она просто не впускала новых. А-хань и Лили были несказанно рады, когда Хафáй рассказала им об этом:

– Тогда только у нас будет картинка с таким ракурсом. Сейчас что ни новость, все берут интервью у одних и тех же людей, даже видеокамеры ставят в одном и том же месте, – вот нам и приходится голову ломать, – сказал А-хань.

– Вертолет обнаружил край мусороворота в открытом море, – сказала Лили, которая по планшету связывалась с вертолетом и со студией в Тайбэе. – Но за последнее время прибрежное течение было очень мощное и вытеснило мусороворот обратно, так что пока не ясно, когда произойдет столкновение с берегом. Правда, в новостях нашего телеканала эксперты говорили, что как только область низкого давления переместится на север от острова Лусон, воздушные потоки разобьют мусороворот надвое, и одна часть пойдет на Японию, а другая, вероятно, сюда.

– Так сняли бы все это с вертолета, делов-то! – недоумевала Хафáй.

– Сняли, уже была картинка с вертолета, но в последние несколько дней ветер очень сильный. К тому же горючее для вертолета стоит недешево, все время летать не получится. Нам главное заснять тот момент, когда мусороворот столкнется с островом. Да, еще надо опросить местное население, что они об этом думают, – сказал А-хань. – Кстати, здесь поблизости можно у кого-нибудь арендовать лодку и выйти в море?

– Может быть, А-лун поможет. Я тебе дам его телефон. – А-луном звали молодого рыбака, который еще занимался резьбой по дереву.

Хафáй смотрела на такое знакомое море, но у нее по-прежнему не укладывалось в голове все то, о чем рассказали Лили и А-хань. Все равно что арифметическая задачка, из тех, которые в детстве она никак не могла решить. Вещи, которые мы когда-то выбросили и которые, как мы думали, океан способен переварить, всё то, что унесло с отливом, теперь вдруг медленно плывет назад, возвращается.

– А вон в том доме кто-нибудь живет? – Лили показала в сторону «маяка» на дом за окном, но Хафáй могла не смотреть туда, она и так уже поняла, что речь зашла о доме Алисы.

– Конечно, живет.

Алиса уже давно привыкла к тому, что течение приносило недоступные ее пониманию вещи.

После того, как она подобрала Охаё, в жизни Алисы словно приоткрылась дверь, из которой луч света проник во тьму. Каждое утро она просыпалась с его мяуканьем. Насыпав ему корма, Алиса садилась у «окна в море» за письменный стол и долго неподвижно сидела, или писала что-нибудь без разбора, безо всякой цели. Писала она не на компьютере, а в блокноте; да и не писала, а лучше сказать, совершала какой-то обряд, напоминающий молитву, или моление, обращенное к морю. Казалось, сам факт появления Охаё вселил в нее некую веру в то, что раз Охаё смог встретить ее, значит, и Тото, быть может, встретит что-то, что возьмет его к себе. Эта вера позволила ей отбросить мысль о смерти.