Филип Фармер - Любовники. Плоть [сборник litres]

В его речи не было прежней энергии. Он похудел, глаза, окруженные черными пятнами, ввалились. Садясь есть, он мгновенно проглатывал свою порцию и жадно глядел на порцию Мэри. Иногда он отходил в сторону, чтобы не видеть, как она ест, и возвращался позже.

Самое худшее, что даже во сне он не мог забыть о пище. Ему снились ломящиеся от всевозможных блюд столы, уставленные большими кружками с холодным пивом. А когда эти видения отступали, вспоминались девы, встреченные на Великом Пути. Из-за недоедания его возбуждение значительно уменьшилось, но было куда сильнее нормального человеческого. Бывало, что он оставлял уснувшую Мэри и отходил в лес, чтобы облегчить невыносимое напряжение. Он испытывал стыд, но лучше уж так, чем силой овладеть Мэри.

Он не решался ее поцеловать. Она это понимала, потому что сама не делала попыток поцеловать его. И никогда не вспоминала свои слова о том, что любит его. Она не совладала с чувствами, увидев, что он жив, и ее слова могли свидетельствовать о испытанном ею облегчении.

После того как они нашли останки пант-эльфов, Стэгг и Мэри оставили тропу и пошли прямиком через леса. Продвижение замедлилось, но так они чувствовали себя в большей безопасности.

Они вышли к Гудзону. Тем же вечером Стэгг взломал дверь какого-то сарая и украл напильник. Пришлось убить сторожевого пса, которого он задушил, не дав ему гавкнуть второй раз. Они вернулись в лес, и Стэгг потратил четыре часа на распиливание пояса. Он был сделан из твердой стали, и надо было пилить осторожно, чтобы не задеть Мэри. Потом он дал ей мазь, найденную в том же сарае, и она отошла в кусты растереть поврежденные и воспаленные места. Стэгг лишь пожал плечами, поскольку они много раз видели друг друга без одежды. Впрочем, тогда они не контролировали ситуацию.

Когда она вернулась, они пошли вдоль берега, пока не увидели лодку, привязанную к деревянному причалу. Отвязав ее, они переплыли реку, и Стэгг отпихнул лодку от берега. Та поплыла вниз по течению, а они пошли на восток. Шли они две ночи, днем прячась и отсыпаясь. Недалеко от города Покипси Стэггу посчастливилось украсть еще еды. Вернувшись в лес к Мэри, он поглотил втрое больше, чем она считала бы для него необходимым. Мэри встревожилась, но он объяснил ей, что клетки его тела уже начали пожирать друг друга.

Съев половину припасов, он выпил целую бутылку вина и какое-то время сидел спокойно. Потом он встал и сказал Мэри:

– Ты прости, но я больше не выдержу. Придется вернуться на ферму.

– Зачем? – спросила она встревоженно.

– Мужчин там нет, они, должно быть, в городе. А я видел трех женщин, и одна из них молодая и симпатичная. Понимаешь, Мэри?

– Нет, не понимаю! – ответила она. – Даже если бы понимала, ты сам-то осознаешь, как опасно туда возвращаться? Эти женщины все расскажут своим мужчинам, а те известят жриц Вассара. И жрицы бросятся по нашему следу. Если узнают, что мы в этой округе, нас наверняка поймают.

– Я знаю, что ты права, – сказал он. – Но не могу сдержаться. Слишком много съел. Либо они, либо ты.

Мэри поднялась на ноги. У нее был такой вид, будто она собиралась сделать что-то, до крайности ей противное, но необходимое.

– Если ты на минутку отвернешься, – сказала она дрожащим голосом, – я помогу тебе.

Он воскликнул в восторге:

– Правда, Мэри? Если бы ты знала, что это для меня значит!

Он отвернулся и, несмотря на почти непереносимую остроту предвкушения, расцвел в улыбке. Какая же она лапочка: стесняется на его глазах раздеться, собираясь заняться с ним сексом!

Он услышал ее робкое движение, тихий шорох.

– Можно повернуться?

– Нет, я еще не готова.

Он услышал ее приближающиеся шаги и – с нетерпением спросил:

– А теперь можно?

– Еще нет, – ответила она у него за спиной.

– Я больше не вытерплю…

Что-то тяжелое ударило его по затылку. Он потерял сознание.

Очнувшись, он обнаружил, что лежит на боку, руки связаны за спиной, и ноги связаны в лодыжках. Она разрезала пополам тонкую веревку, которую он положил в мешок перед бегством от пант-эльфов. Возле него лежал большой камень, которым, как он понял, она его и огрела.

Видя, что он открыл глаза, она сказала:

– Прости, если можешь, Питер, но мне пришлось так поступить! Если бы ты направил дисийцев на наш след, нам бы не поздоровилось.

– В мешке есть две бутылки виски, – сказал он. – Прислони меня к дереву и поднеси к губам бутылку. Я хочу выпить всю кварту. Во-первых, чтобы унять эту дикую боль в голове. Во-вторых, если я не напьюсь до потери сознания, то сойду с ума от похоти. В-третьих, чтобы забыть, какая ты стервозная сука.

Она не ответила, но сделала, как он сказал, прижимая горлышко бутылки к его губам и время от времени его отнимая, когда он переставал глотать.

– Прости меня, Питер.

– Да ну тебя к черту! И чего я с тобой связался! Не мог удрать с настоящей женщиной. Давай еще виски.

За два часа он выпил две трети кварты. Секунду-другую он сидел ровно, глядя прямо перед собой. Потом, издав не то стон, не то вздох, закрыл глаза и захрапел.

Наутро Стэгг проснулся развязанным. Он не жаловался на похмелье и ничего ей не говорил. Просто смотрел, как она делит провизию. После завтрака, за которым он выпил не меньше ведра воды, они молча пошли на восток.

Ближе к полудню Мэри заговорила:

– Ни одной фермы за последние два часа. Лес становится реже, и появляются скалы. Мы на пустошах между Дисией и Кейсилендом. Здесь нужно идти еще осторожнее – могут встретиться военные отряды обеих сторон.

– А что такого страшного в том, что мы встретимся с твоими соплеменниками? – спросил Стэгг. – Ведь это их мы ищем?

– Они могут сначала утыкать нас стрелами, а потом уже выяснять, кто мы такие, – ответила Мэри, нервничая.

– О’кей, – сказал он серьезно. – Увидим их – и будем кричать издали. Скажи мне, Мэри, ты уверена, что они не обойдутся со мной, как с дисийским пленником? Как бы там ни было, а этот рог может вызвать у них… некоторое предубеждение.

– Нет, когда я расскажу им, что ты спас мне жизнь. И что ты стал героем-Солнцем не по своей воле. Конечно…

– Что «конечно»?

– Тебе придется согласиться на операцию. Не знаю, хватит ли у моего народа врачебного искусства убрать твой рог, не убив тебя, но придется попробовать! Иначе тебя посадят под замок. А ты знаешь, что это сведет тебя с ума. Но в таком виде тебе не позволят разгуливать на свободе. И я, естественно, и не подумаю идти за тебя замуж, пока у тебя этот рог. Да и ты сначала должен перейти в нашу веру. За язычника я не пойду! Да я и не могла бы, даже если бы хотела: язычников мы убиваем.

Стэгг не знал, взреветь ли ему от гнева, зарычать от смеха или заплакать от отчаяния. И поэтому, сделав постное лицо, сказал без всякой интонации: