Роберт Хайнлайн - Уолдо, Неприятная профессия Джонатана Хога и другие истории

— Почему вы называете себе подобных Великой Расой?

— Из-за превосходства нашего интеллекта.

— Относительно людей?

— Мы люди.

— В сравнении с интеллектом земных людей?

— Это самоочевидно.

— Настолько же, насколько наш интеллект выше интеллекта бедняги Джерри?

— Это не самоочевидно.

— Больше вопросов к свидетелю у меня нет, — объявил Помфри.

Его противникам никак не следовало бы ввязываться в бой. А они ввязались и начали добиваться, чтобы Б'на Крийт уточнил разницу в характере интеллекта людей и антропоидов-работников. Владыка мастерства Б'на доходчиво объяснил, что культурные различия маскируют врожденные различия, если таковые имеются, и что в любом случае и антропоиды, и люди в такой малой степени используют потенциальные возможности своих интеллектов, что пока еще рано решать, какая раса на Третьей Планете станет великой.

Он только-только начал объяснять, что по-настоящему великую расу можно было бы получить путем скрещивания и отбора лучших качеств людей и антропоидов, когда его поспешно остановили, сказав, что больше к нему вопросов нет.

— С разрешения суда, — сказал Помфри, — мне хотелось бы указать, что мы не выдвигали никаких теорий, а просто опровергли утверждение противной стороны, что человека делают человеком определенный облик и определенная степень интеллектуальности. Теперь я прошу снова вызвать истца, чтобы суд мог определить, действительно ли он человек.

— С разрешения высокоученого суда… — Адвокаты ответчика совещались с той минуты, как цистерну с Б'на Крийтом вынесли из зала, и теперь заговорил их глава.

— Цель иска, видимо, сводится к тому, чтобы защитить жизнь этой движимости. И продолжать разбирательство нет нужды — ответчик гарантирует, что этой движимости будет дано умереть естественной смертью у ее нынешнего владельца, и предлагает иск отклонить.

— Что скажете вы? — спросил судья у Помфри.

Помфри величественно завернулся в свою незримую тогу.

— Мы не просим бездушной благотворительности этой корпорации, мы ищем у суда справедливости. Мы просим, чтобы человеческая сущность Джерри была утверждена законом. Нет, не права голоса, не права иметь собственность, не отмены полицейских правил в отношении всей его группы, но мы настоятельно просим, чтобы суд признал его хотя бы настолько человеком, насколько является человеком аквариумное чудище, которое только что унесли отсюда.

Судья повернулся к Джерри:

— Ты этого хочешь, Джерри?

Джерри тревожно посмотрел на Помфри, а потом сказал:

— Есть, босс.

— Подойди сюда.

— Одну минуту. — Глава адвокатской оравы выглядел растерянным. — Я прошу суд учесть, что постановление по этому иску может оказать неблагоприятное воздействие на давно сложившуюся коммерческую практику, необходимую для поддержания экономики…

— Протестую! — Помфри, весь ощетинившись, вскочил на ноги. — В жизни я не сталкивался с более возмутительной попыткой оказать влияние на исход дела. После этого мой досточтимый коллега предложит суду рассмотреть дело об убийстве в зависимости от политической конъюнктуры. Я возражаю…

— Достаточно, — сказал судья. — Это предложение так или иначе во внимание принято не будет. Продолжайте допрос вашего свидетеля.

Помфри поклонился.

— Мы выясняем смысл того странного нечто, которое называется «человеческой сущностью». Мы убедились, что это не вопрос облика, расы, планеты или остроты ума. Поистине, определить это невозможно, но вот почувствовать нам дано. От сердца — к сердцу, от духа — к духу. — Он обернулся к Джерри: — Джерри, ты не споешь судье свою новую песню?

— Ага.

Джерри с тревогой покосился на жужжащие камеры, микрофоны и прочую технику, а потом прочистил горло:

Аплодисменты напугали его до полусмерти, а стук судейского молотка и того больше, но это не имело ни малейшего значения. Вопрос был решен бесповоротно. Джерри доказал, что он — человек.

Ему показалось, что в долине было жарче обычного — впрочем, как всегда. Империал-Вэлли была натуральным парником, расположенным в двухстах пятидесяти футах ниже уровня моря; от Тихого океана ее отделяли окружившие Сан-Диего горы, а от Калифорнийского залива прикрывали южные возвышенности. На востоке Шоколадные горы отрезали долину от стремительной реки Колорадо.

Он припарковал машину у отеля «Барбара Уорт» в Эль-Сентро и вошел в бар.

— Шотландского.

Бармен налил ему стопку, поставил рядом стакан воды со льдом.

— Спасибо. Составите мне компанию?

— Не откажусь.

Посетитель глотнул виски, запил водой.

— Вода — в самый раз для такого места. У меня гидрофобия.

— Чего?

— Терпеть не могу воду. В детстве едва не утонул, с тех пор боюсь.

— Да, для питья вода — не лучший выбор, — согласился бармен, — но поплавать я люблю.

— А я нет. Поэтому мне нравится здесь, в долине. Вода здесь только в оросительных каналах, умывальниках, ваннах и стаканах. Мне становится дурно всякий раз, когда приходится возвращаться в Лос-Анджелес.

— Если боитесь утонуть, — ответил бармен, — то в Лос-Анджелесе вам должно быть спокойнее, чем у нас. Долина ниже уровня моря. Здесь кругом вода. Прямо-таки нависает над нами. Что, если кто-нибудь выдернет затычку?

— Бабушку свою запугивайте. Береговой хребет не затычка.

— А если землетрясение?

— Вздор. От землетрясения горы не сдвинутся.

— Ну ладно, пусть не землетрясение. Слышали о потопе тысяча девятьсот пятого, когда Колорадо вышла из берегов и образовалось озеро Солтон-Си? Да и землетрясения все-таки сбрасывать со счетов нельзя. Долины ниже уровня моря не образуются сами по себе, без предпосылок. Вокруг долины вопросительным знаком протянулся разлом Сан-Андреас. Только представьте, какой силы должен был быть толчок, чтобы тысячи квадратных миль опустились ниже уровня Тихого океана?

— Хватит меня доставать. Это было тысячи лет назад. Вот вам.

Он положил банкноту на стойку и вышел. Каков зануда! И как такого в бармены взяли?

Градусник в затененном дверном проеме показывал 118 градусов [25] Около 48 градусов по Цельсию. . Жара буквально выбивала из него дух, жгла глаза, хотя он оставался на тенистой стороне улицы. К машине будет не притронуться; стоило завести ее в гараж. Обойдя машину, он заметил у левой дверцы человека.

— Эй, вы что здесь делаете?!

Незнакомец резко повернулся. Его бесцветные глазки забегали. На нем был грязный, неглаженый деловой костюм. Без галстука. На руках и под ногтями виднелась грязь, но не от работы — на гладких ладонях не было ни единой мозоли. Дряблые губы несколько портили в целом приятную внешность.