Карина Добротворская - Мужчина апреля [litres]

В тот же миг мы обе обернулись на детский визг. Я опешила. Две совершенно незнакомые черноволосые девочки сбежали с крыльца в сад, одна на бегу всадила мяч другой между лопаток. Мяч отскочил. Поскакал, покатился к нашей скамейке. Я наклонилась, поймала. Визг буравил воздух, уши закладывало.

Выбежала в сад и Маша:

– Алина, Грета! Мама ждет!

Девочки завертелись вокруг нее, цепляясь за одежду.

– Да не денусь я никуда! Встретимся в следующую среду! – Маша с трудом разжала их пальцы, перехватила обеих за руки – одну за левую, другую за правую. Повела в дом.

– Что это было? – повернулась к Нике я.

Она скривилась:

– Ты же слышала: Алина и Грета.

– В гости к Юле с Кариной приходили, что ли?

Ника закатила глаза:

– Обмен детьми.

Вид и голос до того знающий, словно она сама – уже мать со стажем.

– Ты что, не знала? Меняются на полный день, типа смена воспитательной парадигмы, бла-бла. Это полезно и для детской, и для родительской психики.

– В нашем отделе у всех дети еще слишком маленькие. Ты лучше расскажи, как все прошло.

Ника махнула рукой:

– Нечего рассказывать. Нормально прошло. Быстро – и ничего не чувствуешь. Как обычный осмотр у гинеколога. По сравнению с забором яйцеклетки – вообще ерунда. Только от гормонов голова тяжелая и все время блевать хочется.

Я ласково обняла Нику:

– Поздравляю, ты теперь полноценная матрешка. Я тобой горжусь.

– Не произноси этого мерзкого слова, – буркнула Ника.

Тут двери в дом настежь распахнулись и на крыльцо выскочили Юля и Карина – близняшки Веры и Маши. Я испытала облегчение: наконец-то знакомые дети.

– Привет! – помахала им.

– Тетя Ади! Тетя Ника! А мы были в гостях!

– А я уже знаю.

Несмотря на сходство и на униформу, их было нетрудно различить. Юля была шумной и заводной, Карина – тихой и ведомой. Юля – воином, Карина – нытиком. В драках Юля, как правило, побеждала, но Карина была марафонцем и в долгих схватках часто одерживала верх. Обе были хорошенькие, как картинки.

Вот бы у нас были такие.

Только зачем Вера и Маша одевают девочек в одинаковые костюмчики, как будто мы в цирке каком-то… Я бы, наоборот, разницу подчеркивала, а не сходство. Уважала бы отдельную личность.

Юля и Карина выглядели живописно – рыжие косички, веснушки, румянец, старомодные голубые платьица, красные курточки – мы с Никой ими залюбовались. И опять я подумала, что у нас могли бы быть такие девочки, а вовсе не этот лотерейный мальчик, который уже поселился в Никином животе. Скосила глаза на Нику – она явно подумала то же самое. Губы ее задрожали.

Я отвернулась к детям:

– Что это у тебя?

Юля держала в руках маленькую картонную коробку. Карина прижимала к себе двух голых мужских кукол. Одну – современную, резиновую, а другую – старинную, необычную. Господи, да это же Кен! Коллекционный Кен, ему лет сто, не меньше. Вера только в прошлый раз нам хвасталась, как им удалось его отхватить за нормальную цену на онлайн-аукционе – Вера с Машей собирают всякие антикварные гендерные курьезы. Кенов куда меньше, чем Барби, поэтому стоят они куда дороже. Неужели Вера и Маша разрешают девочкам играть такой дорогой вещью?

– Игрушки.

Юля встряхнула коробкой.

– Ай-яй! – вскрикнула Карина. – Не тряси его! – Ее красивые серые глаза наполнились слезами.

– Не реви, – буркнула Юля.

Карина всхлипнула:

– Ему больно.

– Кому?

– Владу…

– Сама говорила – режь. Не ной теперь.

– Я просто хотела, чтобы он был красивый, как Кен. Гладкий такой там внизу. Я хотела как лучше. А вдруг ему больно? Или стыдно… Или он вообще умрет?

– Не ной, – деловито повторила Юля. – Ты что, дура? Ему не больно. Он – кукла. Я пошла в сарай за лопаткой. А ты ищи, где копать будем.

– Под елочкой? – Карина вытерла слезы и повернулась к нам: – Приглашаем вас стать гостями на похоронах. Мы вам разрешим бросить землю в могилу. Можете даже спеть.

Ника заволновалась, видимо, в ней уже говорила будущая мать.

– Эй, а кого хороним-то? Кена, что ли? А мамы ваши в курсе? Вы их позвали на похороны? А учитель ваш где?

Юля с трудом приволокла из сарая огромную лопатку:

– Мамам только ничего говорите! И Дону тоже. Вы же не предательницы, да?

– А чьи похороны? Раз уж нас пригласили, хотелось бы знать.

Юля открыла коробочку, показала. Я даже не сразу поняла, что увидела. Какой-то резиновый розовый обрубок, уложенный в вату, а рядом одинокая красная роза и сухое печенье.

Ника потрясенно проговорила:

– Так это же, это же…

– Это не я придумала, это Карина, – сказала Юля. – Я только резала. Карина придумала, а резать забоялась.

До нас с Никой медленно доходило, что именно торжественно лежало на ватной подушке рядом с розой. Мы одновременно уставились на голых кукол. Антикварный Кен гордо блистал врожденным отсутствием гениталий, он был пластмассовый, ровный и гладкий, как ангел. Именно поэтому он так дорого стоил – после Большого Поворота производство кукол без первичных половых признаков было запрещено. А у другой куклы, резинового брюнета, на месте обязательных гениталий была дыра. Гениталии лежали в коробке и были готовы к похоронам.

– Копать поможешь? – спросила меня Юля. Я не знала, что ответить, пихнула Нику в бок.

И тут Карина зарыдала – слезы так и катились по щекам. Мы с Никой растерялись:

– Карина, ты что?

– Вот дура, – объяснила сестра.

– Надо вернуть обра-а-а-атно, – всхлипывала Карина. – Я придумала. Но я не хотела.

Ника расстроилась вместе с ней:

– Постойте, дайте-ка посмотреть. Хочу понять, можно ли назад приклеить? Сапожный клей, может, и возьмет… – Она вертела куклу и обрубочек в руках, пыталась пристроить один к другому.

– Зачем? – завопила Юля.

– А может, и правда? Все вернуть на место? – с надеждой спросила Карина Юлю. – Пусть тетя Ника приклеит. А то Владу без чичирки никак не стать конкубином. И мамы ничего не заметят.

Юля смерила ее взглядом:

– Трусиха.

Карина опять заплакала.

– Я не трусиха! Мне просто его жалко. Он хороший. Он конкубин моей Арабеллы. Мог бы стать мужчиной месяца, – объяснила она нам, не знавшим, плакать или смеяться.

– Трусиха и сопля, – подтвердила Юля.

Дверь снова распахнулась, и на крыльцо вышли Маша и Дон, учитель девочек. Маленький, щупленький, с залысинами, коротконогий Дон выглядел довольно комично в своем спортивном облегающем костюме. Дон был очень талантливым воспитателем: умел мирно обуздывать Юлю и утешать Карину. Вот и сейчас, увидев Каринины слезы, он сразу же подошел к ней, присел на корточки и стал тихонько что-то объяснять.

Зато Маша взревела: она увидела Кена.

– Мы же вам запретили его трогать! Что вы с ним сделали? Сломали? Кто его раздел? Юля – ты?… Он сам разделся?