Цезарий Збешховский - Искажение

— Ясно. — Измерение моего пульса сейчас наверняка показало бы миллиард. — Я сегодня разговаривала с лейтенантом Остином. Он крайне положительно высказывался о твоей службе. Нам нужны разумные люди, даже прошедшие через подобное. И потому я решила дать вам шанс, капрал.

— Спасибо, — больше я ничего не в состоянии выдавить.

— Но мы будем встречаться каждую пятницу во время контрольного визита, до особого распоряжения. Насчет графика договоришься с лейтенантом Дерешем. Официальная причина — наблюдение после травмы головы.

— Так точно.

— Не благодарите, капрал. У меня есть на то свои причины.

Вторник, 23 февраля, 11.45

Капитан Бек боится покушения. Он поставил на ноги весь ВБР девятой роты, чтобы обеспечить себе эскорт по пути в мэрию. Я понятия не имею, какие вопросы он решает с мэром Хармана, но это неважно. Мы заняли позицию в коридоре, на втором этаже, у самого́ кабинета Эфрама Золы, и стоим в полной готовности — оружие снято с предохранителя, указательные пальцы лежат вдоль затворной камеры, над спусковым крючком.

Мое отделение охраняет командира роты и лейтенанта Мюллера. Сержант Голя стоит с отделением Нормана внизу, у подножия лестницы, не позволяя никому подняться выше. У дверей магистрата, у машин, остался Усиль со своими людьми и отделение капрала Талько — новое пушечное мясо, переброшенное из Йона. Лишь у Балларда в той команде есть боевой опыт, но поскольку он лишился всех товарищей, сейчас наверняка основательно растерян.

Чувствуется напряженность среди работников ведомства и посетителей, пришедших решить свои дела. Ремарцы бросают на нас неуверенные взгляды. Наклонившись через деревянный барьер, я наблюдаю за людьми, которые бродят по главному залу. Они задирают головы вверх, а я сейчас с удовольствием плюнул бы им в лицо. Я уже знаю, что ненавижу эту страну, ее жителей и гражданскую войну, которую они себе устроили. Что касается меня, то я бы не слишком расстроился, если бы они все перерезали друг друга.

Мы торчим тут уже больше часа, почти в полной тишине. Я чувствую, что после случившегося на рынке парни ведут себя иначе, словно боясь в чем-то мне помешать. Вечером Пурич, главный трезвенник, наколдовал откуда-то бутылку, и только Ротт не выпил за мое возвращение — тогда он как раз пошел в столовую и опоздал на мероприятие в казарме.

Дверь туалета в конце коридора приоткрывается. Наверняка это лишь сквозняк, но мы должны проверить, не прячется ли там какая-нибудь гнусная сволочь. Я киваю Ротту, и мы направляемся в сторону небольшого помещения, обозначенного треугольником. Все сотрудники должны были покинуть этот этаж, но осторожность никогда не помешает. Мы заглядываем внутрь — пусто.

Ротт с ненавистью таращится на меня, переминаясь с ноги на ногу.

— Ну что там у тебя, рядовой? Хочешь сказать мне что-нибудь приятное? — спрашиваю я.

— Из-за тебя погибли Лотти и его парни, — шепотом отвечает он. — Из-за того, что ты не умеешь командовать, Трент. Если бы операцией командовал Роберт, все было бы иначе.

— Да? — зловеще усмехаюсь я. — Если бы командовал твой Роберт, придурок, ты сейчас бы лежал по кускам в металлическом гробу.

— Я не стану слушать какого-то болвана из ВТО. Срать я на это хотел. — Он щурит серые глаза. — И хер ты мне что сделаешь.

— Тут ты ошибаешься, рядовой Ротт. Начиная со следующей операции пойдешь в первых рядах, во славу родины.

— Ах ты сукин сын!

— Докажешь всем, какой ты смелый, — говорю я и возвращаюсь к остальным, поскольку за дверью уже слышатся голоса. — Ну-ка, господа, выпрямились покрасивее. Сейчас они будут выходить.

Минуту спустя капитан Бек и лейтенант Мюллер покидают кабинет. Похоже, с властями города им договориться не удалось — у обоих хмурые лица, причем у Мюллера даже больше обычного, хотя такого просто не может быть. Он окидывает нас взглядом и спускается по лестнице. Голя разгоняет ремарцев, мы быстро набиваемся в машины и покидаем площадь Бальтазара.

Джим Ротт сидит за рулем стиснув челюсти. Еще немного, и он сломает себе зубы.

Четверг, 25 февраля, 23.10

Сержант Голя вызывает командиров отделений в небольшой зал с настольным футболом и дартсом, где он иногда проводит совещания. Мы с Ларсом Норманом размышляем у двери, что мы снова сделали не так и за что получим нагоняй, но, оказывается, дело, похоже, не в этом, поскольку внутри уже сидят лейтенант Остин, сержант Северин и его капралы. Мы отдаем честь Остину, который небрежно машет рукой и велит нам занять места. Перед ним на столике лежат какие-то бумаги и фотографии — кажется, предстоит нечто серьезное.

— Что еще за цирк в такое время? — удивляется Норман. — Ночная тактика?

— Блядь, а я отлить не успел. Как раз шел в сортир, — шепчет Усиль.

— Тихо! — командует сержант Голя. — Господин лейтенант хочет сказать вам несколько слов.

Все знают, что Марсель Остин терпеть не может выступать с речами. Он принадлежит к тем людям, которые охотнее всего заперлись бы в комнате и вели бы оттуда виртуальную войну. Он долго медлит, внимательно просматривая снимки, затем отдает их обоим сержантам.

— Господа, дело короткое, но крайне важное. Сейчас вы получите фотографии, которые час тому назад сделала военная жандармерия. Капитан Бек передал их, чтобы вы могли как следует их рассмотреть и сделать выводы. А потом предупредить своих людей, чтобы они не совершали таких ошибок.

У нас уже не остается никаких сомнений, что случилось нечто весьма херовое.

На фото, которые передают нам сержанты, видны лежащие на земле тела и крупные планы опухших лиц. Двое солдат, которых я не могу опознать, определенно мертвы. Они погибли в муках — выпученные глаза и потемневшие языки выглядят будто грим из скверного ужастика. В зале поднимается громкий ропот.

— Что это, господин лейтенант? — не выдерживает капрал Лист.

— Это парни из первого батальона. — Марсель Остин на мгновение задумывается. — Насколько я помню, из четвертой роты. Вы могли не раз встречаться на плацу, в столовой или где-то еще. Их казармы находятся на севере базы, в старом производственном комплексе. То, что мы успели выяснить, указывает на отсутствие дисциплины в их подразделении. Тела капрала и старшего рядового нашел вчера вечером патруль возле дороги в Харман. Они наткнулись на гомеостатические мины, впрыскивающие в тела жертв нервный яд. В этом случае агония крайне болезненна и длится почти час.

— Твою мать, — шепчет за моей спиной капрал Талько.

— Смерть этих солдат — следствие халатности и вопиющего нарушения устава, — продолжает лейтенант. — Они самовольно покинули часть, отправившись в окрестный мотель с комнатами с почасовой оплатой, где заказали себе проституток. Служба охраны и командиры погибших будут привлечены к ответственности. Но для вас важнее всего две вещи: во-первых, вы должны безукоснительно соблюдать действующие правила, а во-вторых, ни в коем случае не перемещаться пешком и без глушителей по малонаселенной местности.