Цезарий Збешховский - Искажение

Чудовище ранено, возможно, оно медленно умирает, и каждый раз, когда пытается пошевелиться, из него изливается светящаяся кровь. Голубая кровь чудовища доводит до безумия, в воздухе мелькают магнетические призраки. Оно столь велико, что могло бы накрыть «шлемом бога» весь город. Я сжимаю кулаки до хруста в костяшках пальцев, ибо ждал этого мгновения всю свою жизнь. Предчувствие сильнее разума.

— Блядь, капрал! Вы что, спите с открытыми глазами?!

Вздрогнув, я сажусь на койке и спускаю ноги на холодный пол. Только теперь замечаю майора Вилмотса: тот стоит на пороге, злой как черт. Похоже, он что-то мне говорил, но я не слышал ни слова. Я пытаюсь подняться.

— Не вставай, Трент, — говорит он на полтона ниже. — Я хотел проверить, пришел ли ты в сознание. Нам нужно поговорить о том, что с тобой случилось.

— Так точно.

Я стискиваю зубы и жду. В голове гаснут чужие мысли и искаженные образы.

Вилмотс ставит стул спинкой ко мне, усаживается на него верхом и вонзает в меня взгляд своих водянистых глаз, словно говоря: «Наверняка ты все врешь, даже если только что признался во всем, включая онанизм в начальной школе, трах с приятелями, лесбиянство и курение гашиша».

— Твои товарищи сегодня возвращаются из Тригеля, будет немалая суматоха, так что поговорить нужно прямо сейчас. — Он щелкает чем-то в кармане, видимо включая запись разговора. — Готов, капрал?

— Мне нужно знать… что с моим взводом, господин майор?

— Никто из ВБР не получил серьезных повреждений, кроме вас четверых в Кумише. Рядовой Элдон из третьего взвода легко ранен в руку, но это ты и сам видел. Вчера вечером твое отделение обстреляли во время патруля. К счастью, обошлось без потерь. — Он хмурит брови. — Думаю, это все, что тебе пока следует знать.

— Так точно, господин майор.

— Хорошо, — кивает он. — Начнем сначала, Трент. Опиши, как дошло до случившегося. Кто отдал приказ войти в здание школы и как проходил обыск?

Сосредоточившись, я поминутно описываю события — естественно не упоминая ни о своих предчувствиях, ни о разговоре с сержантом Голей, прежде чем тот отдал приказ. Зато рассказываю о найденном на дороге ремарце и о пустом селении, но Вилмотс раздраженно машет рукой, будто речь идет о чем-то очевидном.

На мой взгляд, все это взаимосвязано — исчезновение жителей и происшествие в школе. Но для офицера разведки важны лишь последние минуты — как выглядели тела Кольберга и Персона, какие явления предшествовали вспышке и что я чувствовал, прежде чем потерять сознание.

Я испытываю охеренный диссонанс. Во время допросов после операции «Юкка» я четко осознавал, что майор встречается с нами официально, в служебной обстановке. Тогда он иначе задавал вопросы и иначе выслушивал ответы, и на самом деле ему было глубоко насрать, что произошло в убежище Кальмана. Он принимал нас за столом командира роты, где безраздельно властвовал.

На этот раз он пришел один, потратив время на обычного солдата, и напряженно слушает каждый мой ответ, расспрашивая о подробностях и вылавливая неточности.

После часа допроса я чувствую себя чертовски уставшим.

Майор замечает это и в какой-то момент оставляет меня в покое. Выключив запись, сдавленно говорит: «Спасибо» — и вручает мне визитную карточку. На серой картонке виднеется фамилия «Вилмотс» и номер телефона — даже для имени не хватило места.

— Если что-нибудь вспомнишь, Маркус, звони в любое время.

— Но что, господин майор?

— Какую-нибудь деталь, которую ты упустил, что угодно. Может, узнаешь что-нибудь в разговоре с товарищами. Ты отважный солдат и сообразительный командир, и не колеблясь бросился спасать других. — Он о чем-то размышляет. — Идея с веревками оказалась прекрасной. Думаю, именно потому ты остался жив.

Мне хочется крикнуть, что веревки не спасли Ротта, но ведь официально мне об этом неизвестно. Я даже не знаю, вытащили ли парни Джима вместе со мной и как повлияло на мое состояние более короткое время воздействия вспышки, а как — металлический стержень в моем мозгу.

Нужно это выяснить, сопоставить все воедино.

Понедельник, 11 апреля, 10.05

С парнями я встретился не сразу. Капитан Заубер дала мне снотворное, и вчера я проспал их прилет — они вернулись поздно, незадолго до полуночи. Лишь утром сержант Голя, Пурич и Водяная Блоха пришли в медсанчасть, чтобы забрать меня на выписку. Мы радостно приветствовали друг друга, словно не виделись целый год, обнимаясь и хлопая по спинам. Я еще слегка пошатывался, но чувствовал себя вполне нормально. Теперь сижу со своим отделением в казарме, возле так называемой стойки администратора, мы пьем безалкогольную мочу и обсуждаем случившееся за последние дни.

То и дело к нам подходит кто-то из взвода, ненадолго останавливается и спрашивает меня о здоровье, а я расспрашиваю о событиях в Тригеле. Я чувствовал бы себя намного лучше, если бы ситуация не была столь тяжелой. Настроение парней колеблется от радости, что они вернулись невредимыми, до нервного срыва и злости из-за потери товарищей — не в открытом бою, но в результате странного происшествия.

Прежде всего я узнаю́, что, когда нас с Роттом поразила вспышка, Гаус и Пурич сразу же нас вытащили. Мы были в весьма скверном состоянии, но Джим даже не потерял сознания и что-то бессмысленно бормотал — впрочем, как и капрал Талько, который полностью расклеился и перестал отдавать приказы.

Парням из первого отделения они помочь не могли, так что пришлось ждать сержанта. Начался настоящий ад, часть отряда охватила паника. Остин, Голя и Северин распорядились обшарить селение в поисках чего-нибудь, чем можно было бы вытащить Персона и Кольберга. На одном из сараев висел старый багор, но с базы Эрде поступил приказ ждать. В здание школы запрещалось входить при любых обстоятельствах. Через час прилетели три вертолета — один с медиками и два со спецназом. Вместе со спецназовцами явились капитан Макс Баски и лейтенант Майя Будни из военной разведки, с которой мы уже успели познакомиться.

— Все выглядело как заранее спланированная операция, — говорит Голя, садясь рядом с нами. — Спецназовцы были в толстых шлемах, похоже, свинцовых, и в чем-то вроде комбинезонов из алюминиевой фольги. Они вошли в этом облачении в здание и вытащили тела парней. Оба были мертвы.

— Хрена с два там пробило изоляцию! — внезапно заявляет Пурич. — Я прав, господин сержант?

Я вопросительно смотрю на них.

— По официальной версии, в школе пробило изоляцию в проводах высокого напряжения, по которым подавался ток в систему зимнего отопления. Якобы разряд пошел по арматуре в стенах и полу, — объясняет Голя. — Просто сказали хоть что-то на отъебись, чтобы замылить нам глаза, раз уж не удалось скрыть вмешательства спецназа.