Дмитрий Манасыпов - Дохлокрай

– Эй! – позвала Лиза. – Ты чего задумался?

Удивительное существо женщина, на самом деле. Пластика ее тела ничего по сравнению с пластикой души и мыслей. Напротив – сидит чудовище, пришедшее не за тысячу километров, а за двести лет, но она уже свыклась, уже готова принимать то как есть, лишь бы в толк.

– Какие больницы самые плохие?

– Больницы? – Семеныч посмотрел на него непонимающе.

– Да. В городе их сколько-то да есть. В плохих собирают всех подряд, везут скорыми бомжей, алкашей с наркоманами, просто найденных неизвестных. Какая-то точно считается самой дерьмовой и туда контингента такого толка поступает куда больше. Даже если там могут помогать как всем остальным. Проводник не нанесет удара где-то в морге или анатомичке просто так, он создаст что-то иное, сильное, а его нужно быть кормить плотью. И страхом

Он постучал пальцами, не замечая, что нервничает сам.

– Любой, погибший от передоза, опасен. Любая, спившаяся и умирающая от инфаркта на остановке, страшна. Но еще страшнее обычные, оказавшиеся не в то время и не в том месте. Там кроме страха и боли есть еще и много злости. Ведь такие погибают незаслуженно, а смирение с человеколюбием сейчас в дефиците. Самое то для Проводника.

– И? – Босс Лиза смотрела с непониманием.

– Попробую найти его в таких местах. Пойду по следу, тем более, внутри меня никак не успокоится собственная темнота, ей отыскать Мрак сейчас просто.

– Нас сейчас ищут по всей области, а ты хочешь добраться в город и шляться там? – Семёныч кашлянул. – Как-то оно, знаешь… странно.

– Да ты не удивляйся, а просто подскажи.

Зачем объяснять творящееся внутри его оболочки, давно жившей чьими-то отмеренными сроками и готовящейся оборотиться в давно ожидаемую шкуру настоящего зверя? Ему осталось дня три, потом все, он сам станет дичью для охотников Стражи и Института. Его отыщут быстро, ведь сперва зверь пойдет жрать Других, находя тех где угодно. И эти не подведут, сдадут сразу и еще помогут встать на след чудовища, убивающего всех подряд.

– Пироговка с Семашко. – Лиза пожала плечами. – Нагорная и Пятая чуть лучше, клиники Меда кладут только планово. Есть еще госпиталь ветеранов, но там не принимают всех подряд, кладут по спискам от участковых терапевтов. Ну и Калин… Середавина, там дети.

– Дети нет. – Он мотнул головой. – Тогда адреса и еще… Вшейте мне маяк, следите за ним и если послезавтра не появлюсь – вооружайтесь всем, чем можете, зовите подмогу и ищите меня.

– Тебя? – Семёныч нехорошо прищурился.

– Да. А сейчас не вздумай дурить и выполни просьбы. Твоя самоуверенность во всем этом дерьме виновата не меньше моей слепоты с самого начала.

Он встал. Черт, как же не хочется… а нужно. Тупо нужно, потому что больше никак. Если сдать позиции, будет совсем плохо, Мраку все равно, кого забирать к себе и наплевать на всякие там жизни людишек. Мрак просто хочет выбраться наружу и сделать весь мир самим собой. А ему этого не очень хотелось, если не сказать больше.

Герой? Да куда там, никакого героизма. Судьба подарила жизни на три его собственных, если не четыре. Он делал желаемое с самой юности – защищал людей своей страны, жил в ней, видел все творившееся, не сумев встать под знамена, когда остатки души, разодранной и сшитой заново, черной и багровой, рвались туда.

Ему досталось своя доля. По плечу, как вышло, он вроде бы неплохо справлялся и, хотелось верить, справится дальше. Дойдя, если нужно, до предела. Пугало только одно.

На небеса, поющие голосами ангелов с праведниками, его никто не пустит. В Преисподнюю, с ожидающими кольями, сковородами, раскаленными крюками, ледяным холодом и Мраком – пустить тоже не должны. Все же ему довелось спасать души обычных людей, должно же зачесться?

Он опасался лишь не оказаться в темно-мраморных коридорах, где беззвучно и плавно скользит прячущаяся за белой тканью, скрывающей ее от ненужных глаз. Ему хотелось остаться там, давно, с первого же раза. Пока не получалось.

Выходя из маршрутки, довезшей его до старой больницы, где у корпусов даже виднелись эркеры, стащил с себя личину. Кожаная маска, ждавшая своего часа на дне рюкзака, подалась неохотно, кричала без звука, рвала кожу с волосами. Шарахнувшаяся в сторону молодая мама с двумя детьми побелела, глядя на человека, сдирающего с себя лицо. Правильно, сейчас стоит оказаться подальше.

Стража вряд ли останется ждать его или просто следить за маячком, «выстреленным» пневмо-инъектором в плечо. Но им выбраться в город окажется куда сложнее: посты на подъездах, спрятанные в микрофургонах за машинами ДПС, скрывающиеся в кустах у трассы или не прячущиеся вообще, молча чернея рядом с гайцами, увидел не меньше десяти. Институт взялся перетряхнуть город полностью, вывернуть наизнанку, но найти стражников, убивших так много их людей.

Он сам поступил бы точно также, чувствуя себя правым. Ярость внутри трепыхнулась, привыкая к своему месту и уже начиная жадно присматриваться на предмет расширения. Обожди, дорогая, тебе, полыхающей внутри ало-багрово, скоро достанется вдосталь. Последние ворота перед ней он открывать не собирался… Сам не собирался. Но кто знает, что ждет тут?

Серо-желтый двухэтажный корпус, привычно в проплешинах, с угловыми башенками в больших окнах, смердел Мраком. Черно-блестящие после дождя деревья, голые и кривые, царапали низкое снежное небо. Грешников любят пугать адским пламенем, точно. Это вранье, ведь там, где Мрак царит бесконечно, жутко холодно. И зима принадлежит Мраку как советская родина пионерам – по праву рождения.

Стены, нуждающиеся даже не в ремонте, а в постройке заново, пестрели разбегающимися черными щупальцами и расползающейся плесенью. Остановись кто из редких прохожих, бегущих от мокрого дождя, пополам со снегом, и присмотрись к старенькой больнице – заметили бы все сами. Просто простояв пару-другую минут и наблюдая за разрастающейся паутиной, заметно даже в сумерках.

Но никто не останавливался. Рабочий день канул в Лету, домашний вечер нужно нагонять, вот все и бежали.

Зайдя в калитку, он копнул жирно-жидкую землю ботинком. Смрад, идущий оттуда, лишний раз подтвердил верный вывод. Он порадовался, что отправился сюда раньше другой. Может, даже успеет что-то сделать, кто знает?

Лиственная прель. Болезнь и гниль, пропитавшие саму больницу за почти век существования. Смрад дохлятины, пробивающийся снизу через холод и дождь. Тлен, самый настоящий сладковато-приторный тлен, тихонько расползающийся через трещины старых стен. Не нужно быть гением, чтобы понять очевидное. Двое, ждущие у заднего входа, не понимали. Овчарка, привязанная за столбик ржавого козырька, понимала, скулила, но эти… эти не обращали внимания. Собака, напуганная скорым взрывом гнойника, прямо здесь, рядом с ней, пропустила подходящего.