Артем Углов - Предел прочности. Книга четвертая [СИ]

Напарник на одном рассказе не успокоился, принялся травить байку за байкой, припоминая давние события. Бубнящий голос и мелькающие за окном пейзажи действовали успокаивающим образом. Оставалось только откинуться в мягком кресле и расслабиться, медленно потягивать воду из бумажного стаканчика.

Мысли лениво вертелись в голове, ходили кругами, словно перетравленные дустом насекомые. Прав Мо, у каждого свои тараканы в черепной коробке, которые только и ждут повода, чтобы выбраться наружу. Одной Вселенной ведомо, что может послужить тому спусковым крючком.

«Твой крючок давно известен и имя ему - марионетка», - возразил внутренний голос тоном Валицкой. «А всё твоя вина, Воронов, потому как обленился в край, неуязвимым себя почувствовал. Настолько привык доверять неведомой силе, заранее предупреждающей об опасности, что напрочь мозги отключил. Это и сыграло злую шутку с психикой, когда все пошло наперекосяк. Есть ранения, есть падающие тела, а Твари нет… как так-то? Растерялся, запаниковал, в металлический бок машины вжался, как последний трус. Что, страшно стало без сверхспособностей, жизнью-то рисковать? Представляешь, а остальные только так и живут, полагаясь исключительно на себя, без подсказок свыше в критических ситуациях».

Я это прекрасно представлял и не спорил, потому как глупо спорить с госпожой Валицкой, принимающей форму внутреннего голоса. Подождал, пока она выговорится, а после задал единственный вопрос: что, если Тварь исчезнет из моей жизни? Я буду переживать? Вспомнил паукообразное существо с говяжьим языком под потолком, мертвое тело девчонки-провидицы, полулежащее в кресле. Отрывки из прошлого ярким калейдоскопом закружились в голове, подкидывая одну картинку ярче другой.

Да нихрена я не буду переживать. Не знаю, кто оно или что, какие цели преследует, помогая. Не знаю, но всеми фибрами души чувствую одно – существо опасно. Опасно настолько, что даже Палач в теле изуродованного мальчишки предпочел за лучшее не связываться.

Тварь, я буду признателен, если ты испаришься, пропадешь навсегда, и я точно не буду трястись по этому поводу, вжавшись в крыло автомобиля. Но Тварь… если такое случится, и ты вдруг исчезнешь после терапии Валицкой, после многочисленных лекарств, которые принимаю каждое утро, значит ли это, что тебя никогда не было, что ты всего лишь порождение больного сознания, фантазия сумасшедшего пациента?

Ладонь с силой сжала пустой стаканчик, и тот податливо съежился, принимая уродливую форму. По пальцам потекли остатки содержимого – ручейки прозрачной жидкости.

Черный зев бездны безумия внутри – вот что пугало по-настоящему. Не вид мертвых тел, не тварь из запределья, а потеря собственного рассудка. Я понял это, осознал простую истину и тяжесть спала с души, стало вдруг легче дышать. Настолько, что глаза сами собой закрылись: на смену страхам и тревоги пришел мягкий, обволакивающий сон.

Два месяца, забитых рабочими буднями, пролетели незаметно. Я окончательно поселился в особняке Юлии Виласко, с головой уйдя в новые обязанности. Лишь изредка удавалось вырваться в нулевой мир, где меня особо не нагружали и где меня, кажется, стали забывать. Настолько, что я сам заглядывал в родное отделение, периодически напоминая – ау, Петр Воронов все еще здесь, и он не охранник, просто занят временной подработкой. Очень хочется верить, что временной.

- Да не ссы, курсант, никуда не денутся твои патрули. Помаринуют полгода и вернут в родное отделение, - в свойственной манере рассуждал Мо.

Ему что волноваться, ему одному хорошо в кабинете: жрать от пуза и дремать в мягком кресле. Борко с Митчелл отправили в командировку, а Мозес даже в патрули не ездил, потому как одному без напарника не положено. Сидел целыми днями, для видимости тыкал пальцем-сарделькой по клавиатуре, да бумажки из угла в угол перекладывал. А если вдруг уставал, тогда блаженствовал в столовой или мягкой зоне с дружком своим рыжим, как сама бездна. В общем, Мо наслаждался жизнью, словно старый разжиревший кот, только что не урчал от удовольствия.

Единственная неприятность приключилась с ним сразу же после ограбления ювелирного магазина, когда неизвестный подстрелил женщину. Я тогда рассчитывал записать показания потерпевшей, но вместо этого заснял последние минуты чужой жизни. В объектив пуговки-камеры, помимо бледного лица умирающей, попала фигура напарника, в потной рубахе на выпуск. Шлюх в борделе подобная картина могла умилить, но вот майор героическим видом подчиненного не впечатлился, а потому разошелся не на шутку. Мозес мало того что нарушил основные пункты инструкции: вышел из автомобиля, не дождавшись подкрепления, так еще и без бронежилета. Последнее особенно взбесило нашего шефа, он так орал, что у бедняги Мо пропал аппетит.

Вернувшись после взбучки, Магнус продемонстрировал мне большой волосатый кулак и раздраженно произнес:

- Удружил, напарничек, ничего не скажешь, из-за тебя премии лишили.

- Сам виноват, - встал на мою защиту Лановски. – Ему, молодому и зеленому простительно, а вот тебе, старому маразматику, поделом влетело. Когда новый броник получишь?

- Завтра схожу на склад, - пробурчал Мо, но так не сходил.

Очередной неприятный эпизод приключился в начале декабря, и на этот раз под раздачу попал я. Шел по коридору полный мыслей, в руках привычно остывал горячий кофе. В тот день народа в отделении было не протолкнуться. Складывалось ощущение, что сотрудники решили выйти на работу одновременно, и сразу всем скопом на третий этаж: кругом люди, сплошные шеренги. Я вроде отыскал узкую дорожку, по которой можно миновать заторы, даже разогнаться успел, как вдруг впереди показался мужичок, роста не высокого, из себя весь плюгавенький. Не обойдешь его, не объедешь, и, как назло, идет медленно, по сторонам зыркает. Я же почти бежал, потому с трудом затормозил, едва не плеснув ему кофе за шиворот. Ну и высказался по такому поводу:

- Дядя, а можно как-нибудь быстрее?

Дядя обернулся, посмотрел на меня долгим внимательным взглядом, да как начал орать. Орал долго, минут десять, за это время в коридоре заметно опустело и даже в мягкой зоне отдыха, где обыкновенно пару человек, да сидело, ни осталось ни души.

Кто ж знал, что майор окажется человеком ранимым. Мне влепили выговор за то, что обращался не по уставу к старшему по званию, еще и оштрафовали вдобавок: на сущие пустяки, но все равно неприятно. По итогам разбирательств: я запомнил, как выглядело начальство, а оно запомнило меня, пообещав в следующий раз спустить живьем шкуру.

Не считая сего мелкого недоразумения, других проблем за прошедшие месяцы не возникало. На новой работе все складывалось как нельзя лучше: Юлию Виласко, эту надменную певичку с барскими замашками, практически не видел, а если и встречались где-нибудь в коридорах, то успешно игнорировали друг друга. Особенно она старалась, скользила по мне взглядом не останавливаясь, словно по старой мебели. Может и вправду не замечала, обслуживающего персонала в особняке хватало: садовники, уборщицы, повара, а еще танцоры, музыканты, портные, клипмейкеры. Масса народа проходила за день, всех не упомнишь.