Ким Робинсон - Министерство будущего [litres]

После встречи в Сан-Франциско, окончательно отойдя от дел, Мэри взвесила, каким путем лучше вернуться в Цюрих. Спешить незачем. Она поискала рейсы в сети и неожиданно наткнулась на имя Артура Нолана, пилота дирижабля, с кем ее познакомил Фрэнк у себя на квартире. Дирижабль совершал кругосветное путешествие и на следующей неделе намечал остановку в Сан-Франциско. Маршрут вел в Арктику, оттуда в Европу, на восток Африки и в Антарктиду.

Мэри отправила сообщение с запросом, можно ли присоединиться к туру, пилот ответил «разумеется, буду рад новой встрече».

На борту все называли пилота капитан Арт. Он встретил Мэри на площадке у склона горы Тамальпаис, где его воздушный корабль был привязан к мачте, сопроводил по телетрапу на борт, провел к смотровой каюте на носу жилого отсека по длинной галерее, занимавшей почти всю длину подвески, играющей роль огромного киля. Подвеску называли гондолой. В смотровой каюте с ее прозрачными стенками и полом уже собралась, закусывала и болтала небольшая группа пассажиров. Вылазка на природу, да и только. Мэри постаралась не судить предвзято и запомнить имена представленной дюжины пассажиров, в основном скандинавов.

После знакомства капитан Арт сообщил, что следующую остановку сделает на лугах Сьерры, чтобы посмотреть на обнаруженную в этом месте росомаху – очевидно, это животное считалось у них особенным. Пассажиры встретили новость с воодушевлением.

Вскоре корабль отчалил. Очень странное чувство – постепенный подъем над заливом, покачивание на ветру, совершенно не похожее на полет авиалайнера или вертолета. Необычно, но интересно. Ощущение мощной тяги, электромоторы по обе стороны гондолы разгоняли дирижабль в зависимости от ветра до скорости двести километров в час.

На восток, через залив и часть города. Потом через дельту. Вид напомнил Мэри макет северной Калифорнии, который она видела в прошлом, только на этот раз ландшафт внизу был настоящим, бескрайним. Дельту, нескончаемое камышовое болото, рассекали на сегменты полосы солеустойчивых деревьев, остатки бывших островов и каналов. Зеленая трава с белесыми кончиками, ряды деревьев, протоки, V-образный след плывущих животных. Арт сказал, что это бобры. Каюта была оборудована смотровыми трубами, в них без труда можно было увидеть, что дельта кишит всякой живностью. Люди сюда наведывались редко. Калифорния внесла свой вклад в проект «Половина Земли». О размерах дельты можно было судить по Маунт-Дьябло, горе, возвышающейся на юго-западе. Она была огромна. У западного горизонта еще торчали зубцы Фараллоновых островов, на севере – черная кочка Маунт-Шаста, с южной стороны правой границей центральной долины служила береговая гряда, левой – Сьерра-Невада. Неохватные просторы. Похоже было, что Калифорния запросто выполнит норматив «Половины Земли».

А вот и сама центральная долина. Природные коридоры напоминали дикие лесополосы, разделяющие гигантские прямоугольники посевных полей и садовых хозяйств. Шахматная доска с желтыми и зелеными клетками. Дальше на востоке в сады вклинивались холмы – первые отроги маячащей впереди темной стены Сьерры. Воздушный корабль набирал высоту в зависимости от рельефа, проплывал над лесами дикорастущих дубов и вечнозелеными зарослями, склоны холмов прорезали глубокие каньоны с отвесными стенками. На самых высоких пиках сверкал снег.

Арт опустил дирижабль в Тулумне-Мидоуз, у заснеженной высокогорной рощи, усеянной чистенькими гранитными куполами. Ведущие сюда сухопутные дороги еще не открылись, пассажиры были в роще совершенно одни. Не считая семейства росомах.

Дирижабль прикрепился к мачте, торчащей из снега рядом с Куполом Лемберта. Два члена экипажа осторожно опустили воздушное судно пониже и привязали его к швартовочным тумбам. Из двери на боку гондолы выехал трап, пассажиры окунулись в холодный безветренный воздух и ступили на белый снег.

– Что росомахи едят зимой? – спросил Арта один из пассажиров, оглядывая белые снежные складки и крутые гранитные стенки. – Здесь не видно никакой еды, если только они не питаются сосновыми шишками. Или впадают в спячку?

– Не впадают. И чувствуют себя зимой прекрасно, – ответил Арт. – У них густой мех, ноги как снегоступы. Зимой охотятся на мелких млекопитающих, выкапывая их из-под снега, но чаще находят крупную падаль. Питаются мертвечиной. Зимой погибает довольно много животных.

Туристы шли по насту за капитаном. Тот на ходу посматривал на экран телефона, второй рукой придерживая на плече зрительную трубу. Вдруг он замер и сделал жест остановиться. Все застыли на месте. Из чащи, прыгая в глубоком снегу, вынырнули три черных зверя. Как собаки, только ноги очень короткие. Похоже, мамаша и два отпрыска. Широкие спины, рыжевато-черный мех. По бокам полосы более светлой шерсти. У матери палевая полоса пересекала лоб.

Самка остановилась и вдруг принялась неистово копать снег. Неподалеку от них горячий источник растопил снежный покров, обнажив грязный участок почвы с коркой коричневого льда по краям. По-видимому, в зимнюю пору животные приходили сюда на водопой. Мама-росомаха сунула голову в выкопанную ямку и что-то начала из нее тащить. Ага, труп оленя, до весны скрытый снегом. Росомаха терпеливо, помогая себе лапами и зубами, вытащила его наружу. Сколько силы в таком маленьком тельце. Самка начала раздирать мертвую плоть, детеныши скакали вокруг и пытались подражать матери.

– В прежние времена росомаху называли «несыть», – тихо объяснил Арт. – Этот зверь всегда набрасывается на еду с большим аппетитом, раздирает добычу на части и съедает все подчистую, не оставляя даже костей. В уголках рта у них есть особые зубы, помогающие рвать мясо, а челюсти имеют такую силу, что способны раскусить любую кость. О ненасытности говорит и латинское имя росомахи – Gulo gulo . – Нам очень повезло застать эту сцену, – тихо проговорил Арт. – Росомахи здесь по-прежнему большая редкость. С 40-х годов прошлого и до начала нынешнего века они полностью перестали встречаться в Сьерре. И вдруг ночные камеры на озере Тахо засекли появление отдельных особей, но это были бродяги-одиночки, брачные пары по-прежнему не появлялись. В наше время росомахи встречаются и в верховьях, и в низовьях хребта. Им немного помогли с переселением, и теперь они, похоже, окончательно вернулись.

– Оленей здесь, должно быть, тоже много, – предположила Мэри.

– Много. Как и везде. По крайней мере здесь у них есть естественные враги – пумы, койоты.

Пассажиры по очереди смотрели в трубу, наблюдая за пиршеством семейки росомах. Зрелище не для впечатлительных натур. Детеныши озорничали, как делают все дети в их возрасте. «Первогодки, – уточнил Арт. – На следующий год мамаша их прогонит». Низкий рост и короткие лапы не придавали зверькам грациозности. Они напоминали выдр, которых Мэри видела в зоопарке, и манеру передвижения выдр на суше, зато в воде выдры были вылитая грация. У росомах же есть только суша. И никакой грации. Разумеется, если смотреть с человеческой точки зрения. В то же время росомахи ловки, уверены в себе и жизнерадостны, невзирая на снег. Ничего и никого не боятся. Дикие звери у себя дома, вернувшиеся в родные края после векового отсутствия. Соединительная ткань мира.