Вера Порет - Жестокий эксперимент

Он вроде бы не расстроился. Не знаю, я не поняла. Ему не составило бы труда найти девушку для прогулок по городу. И не только для прогулок. А мне требовалось сосредоточиться на том дельце, которое я планировала провернуть в ближайшие дни.

Я не знала, когда мой врач возвращался с работы, поэтому пришлось одеться потеплее. Специально для этого мероприятия купила зимний пуховик до колен и теплую шапку. Вообще-то температура на улице не опускалась ниже ноля, но мне не хотелось отморозить пятую точку на ледяной лавке.

В понедельник я пришла на место в половине шестого. Звонки в Институт ничего не дали: девушки тоненькими голосочками отвечали, что не могут ничем помочь. А я всего лишь хотела узнать, работает ли сегодня Дмитрий Игоревич, чтобы лишний раз не морозить ноги.

Ноги замерзали быстрее всего. Зимние сапоги я тоже купила. Надо было брать подороже, из натуралки, а я сэкономила и взяла искусственную фигню. Дурацкие сапоги. В домашних тапках и то теплее будет!

Дом, видимо, построили давно. В нем было всего двадцать четыре этажа, и он не упирался в небо. Вход в подъезд выглядел прилично, света многочисленных фонарей хватало, чтобы разглядеть каждую трещинку в асфальте, массивную дверь с домофоном и все окна нижних этажей. Слева от ступеней построили широкий пологий пандус с перилами. Объявления приклеивали на специальную доску, а не всюду. Нигде не валялось ни фантика, ни бумажки. Небольшой мусорный контейнер стоял по правую сторону от двери. Слишком культурно. Тут даже мусор не воняет.

Я видела, как в подъезд входят люди, как из него выходят, как припарковываются машины. Подземной парковки здесь не имелось, зато была заасфальтирована большая площадка возле дома. Свободных мест осталось мало, и я забеспокоилась. Часы показали семь. Вдруг я проглядела своего врача? Он мог быстренько поставить свою машину и юркнуть в подъезд. Он мог прийти на своих двоих, и я не заметила его, когда вглядывалась в лица тех, кто только что поставил свое авто возле дома.

Я скоро превращусь в ледышку. Или заболею.

Из очередной неприметной темно-серой иномарки вышел представительный мужчина. Типа топ-менеджера. Нет. У топа должна быть машина покруче, а эта была простенькой и никак не тянула на кругленькую сумму. С пассажирского сидения вылезла девушка: светлые волосы по лопатки, серое пальто, черные брюки, каблуки. Прямо модель с обложки. Правда, ее лица я не разглядела.

И тут меня осенило: это он. Мой врач. Даже сердце забилось чаще и задрожали руки.

Пара быстро прошла в подъезд, дверь за ними захлопнулась. Да я бы и не стала подходить к доктору при его жене. Мало ли что она подумает, будет нервничать на пустом месте.

Во вторник случилось то же самое: Дмитрий Игоревич быстро прошел к подъезду вместе со своей женой-моделью. Только я уже караулила его не с пяти часов, а с половины седьмого. Хоть не замерзла.

В среду он вообще не появился. Я села на лавку возле его дома около семи и мерзла до десяти, а потом испугалась, что мной заинтересуется какой-нибудь маньяк. Впрочем, я и сама походила на маньяка.

В четверг Дмитрий Игоревич приехал в семь, поставил машину на свое место, вышел и помог вылезти маленькой девочке. Мне показалось, что ей лет пять-шесть, не больше. Я только вздохнула, провожая их взглядом.

В пятницу Дмитрий Игоревич вышел из машины один. Я даже не поверила своей удаче и не сразу его окликнула. Рванула с места и начала выкрикивать его имя, когда он подошел к подъездной двери.

Он замер, уставившись на меня.

– Пожалуйста, я хочу всего лишь поговорить, – вырвалось у меня, и он отпустил подъездную дверь. Домофон перестал противно пикать.

– Вы помните меня? Я была вашей пациенткой.

Меня трясло, и бешено колотилось сердце.

– Да, помню. Пойдемте в машину. Вы, похоже, замерзли.

Замерзла – это не то слово. Я продрогла до костей. В тот день было особенно холодно.

Он помог мне сесть на пассажирское сидение, а сам сел за руль, отложил портфель на заднее сиденье и включил свет в салоне. Выглядел он очень даже хорошо. Нет, не салон, а Дмитрий Игоревич. Темно-синее пальто, полосатый шарф, очки. Будто он в офисе работает с такими же мажорами, а не с психопатками вроде меня.

Видок наверняка у меня был так себе: красный нос, шапка набекрень, из-под нее торчат спутанные волосы. Вообще-то я не видела себя в зеркало, но последнюю неделю выглядела именно так, когда заходила домой. Я сошла с ума, но мне хотелось кое-что узнать.

– Я провела в Институте семь лет.

– Да, верно.

Подумала, что стоит вывалить все и сразу, чтобы не занимать его время.

– У меня за эти годы родился ребенок?

– Зачем вам знать?

Он был спокоен. Надеюсь, в кармане его пальто нет заряженного шприца. И он точно не сможет позвать санитаров: они остались в Институте.

– Хочу знать, что происходило с моим телом. Я прошла обследование у гинеколога.

– Подумайте сами. Вашему ребенку сейчас может быть год, два, три, пять. Он уже в другой семье.

Он выдал заготовленные фразы. Такие ситуации, видимо, уже случались, и он знал, что говорить. Но сейчас мы не в казенных стенах. Пожалуйста, Димка, хоть на полчаса превратись в человека и скажи мне правду.

– Я была суррогатной матерью?

Он не ответил, и это было хорошим знаком. Что-то в нем происходило, пока он стучал пальцем по рулю и смотрел сквозь лобовое стекло. Ну же, мерзкий Институт, убери щупальца. Позволь своему верному слуге ненадолго отключиться от жесткой системы.

– Это был мой ребенок?

Я могу задавать вопросы, а вы будете всего лишь кивать. Пожалуйста, мне нужна правда. Не знаю, что буду с ней делать. Наверное, просто хочу убедиться, что существовала в течение семи лет, которые Институт стер из моей памяти.

Дмитрий Игоревич взглянул на меня:

– Мы об этом не говорим пациенткам, но почти все женщины, которые заключают контракт на длительный срок, несколько раз беременеют и рожают как минимум одного ребенка. Вы беременели четыре раза. Три раза вам делали аборт на разных сроках.

Он помнит, что со мной происходило.

Я готова слушать. Пожалуйста, не умолкай!

– Вы хотели знать правду, а она такая. Слишком жестокая для наших пациенток. Каждой женщине делают от трех до пяти абортов. Каждая рожает один или два раза.

Доктор смотрел на меня, и это давало мне надежду, что он говорил правду.

– А что с моей четвертой беременностью? Я родила?

Здесь нет никого, кроме нас. Никто не услышит этого разговора.

– Да, вы рожали один раз естественным образом. Вы были в сознании и во время беременности, и во время родов. Не беспокойтесь, вы ни с кем не вступали в интимную связь. Была проведена несложная процедура, вам просто ввели биоматериал.