Ростислав Гельвич - Русская колыбельная [litres]

Альберт осторожно вылез из-под одеяла и увидел Лин. Она сопела, закинув на него ногу.

В душе Альберт окончательно проснулся и тут же подумал о вчерашнем сеансе и разговоре с женой.

Чувства облегчения так и не пришло. Словно отповедь, которую дала ему Лин, оказалась напрасной. Была ли она такой? Альберт не мог ответить.

Пока Альберт чистил зубы под горячими струями воды, он только и думал о непонятной лжи Адкинса, которая могла оказаться правдой. А еще – о мрачной, бесконечной и всепоглощающей беспомощности.

Мрачные мысли не покидали Альберта пока он варил кофе, выходил из дома, садился за руль. Он почти обрадовался мыслям о работе, о сложном деле: вдруг они отвлекут его от утренней сварливости и недовольства.

Но нет. Снова тягучий призыв на фаджр (Альберт так и не вспомнил, что это такое), снова поездка через те же районы, что и всегда. Смесь смога и тумана осела маслянистой росой на асфальт. Колёса машин быстро растаскали, смешали с грязью остатки цветной краски – остатки старого праздника.

Насмотревшись на грязную разноцветную слякоть, Альберт прибавил газу.

Подъезжая к Оак Мэдоу, он мечтал лишь о том, чтобы не повторилась вчерашняя история с Пилипчиком, выбравшимся пораньше для проникновенного разговора. Хлопнув дверью машины, Альберт невольно съёжился: боялся услышать гудок сзади. Впрочем, зря.

Довольный, Альберт быстро прошёл к зданию.

Он шёл к себе, но, внезапно захотел посмотреть на Аурея. Стараясь не стучать ботинками, Альберт дошёл до знакомой палаты и заглянул через стекло.

Адкинс спал. Безмятежно и спокойно, на спине, засунув ладонь под голову, а другую держа на груди, вздымавшейся под тёплым одеялом.

Что же у Адкинса в голове? Альберт представил, будто бы его эмоциональные щупальца тянутся к Адкинсу через стекло. Конечно, это уже была не визуализация, а простая фантазия. Альберт знал, что виной всему раздражение, а еще то, что Лин назвала амбициями: Альберт ведь хотел раскусить дело просто, наскоком.

А испытал бессилие и беспомощность.

И фантазия осталась фантазией: Адкинс спокойно спал, а за закрытой дверью палаты стоял нервный и раздражённый Альберт.

Он ощутил лёгкий укол зависти, только подпитавший угнетающее раздражение, которое потихоньку перерастало в злость, пусть и не сильную.

«Это ненормально», – вдруг подумал Альберт и пошел к себе в кабинет.

Папка лежала там же, где он её и оставил вчера – на столе, закрытая. Первым делом Альберт налил себе стакан воды и быстро выпил. Легче не стала. Он налил еще и, на сей раз, поднёс стакан ко рту, чтобы видеть колеблющуюся от дрожи в его пальцах поверхность воды.

Невольно он вспомнил Лин. Её ехидную улыбку, ядовитые слова, но ласковый, искренний тон и желание помочь.

– Держи. Я туда плюнула, если что.

Закрыв глаза, Альберт прерывисто выдохнул и, не поднимая век, прикоснулся губами к воде.

К моменту, как стакан опустел, злость и раздражение если не ушли, то сильно утихли. Альберт снова подумал о всём прошедшем, и не ощутил того, что чувствовал всего несколько минут назад.

Теперь уже уверенный в себе, почти что довольный, устроился поудобнее и открыл пластиковую обложку папки с делом. В этот момент ему стало совсем хорошо. Никакого бессилия. Чувство уверенности, Альберт оказался там, где всё ему легко и понятно. Ещё одно дело, только ещё одно дело. Альберт серьёзно кивнул и растянул губы в напряжении.

– Аурей Д. Адкинс, – сказал он.

– Сорок лет, – сказал он.

– Убил жену и двоих дочерей, – сказал он.

– Якобы из-за ссоры на почве прерванной беременности, – сказал он.

Теперь Альберт визуализировал.

В его голове вихрём пронеслось всё пережитое с того момента, как он согласился работать над этим делом. Разговоры с Пилипчиком, раздражение и сварливость, лица туристов в центре Куара-Нуво, мрак, дискомфорт из-за возвращения домой, и, конечно тяжелое слово, красным шрифтом, грифом на секретной папке: «Беспомощность»

– Беспомощность, – сказал он. – Аурей Д. Адкинс. Что же это такое – беспомощность? Что же ты скрываешь? Ничего… Мы ещё посмотрим кто кого.

Альберту до смерти захотелось принять фанейротим не по расписанию, но он легко отогнал эту мысль.

Пилипчик будто забыл о существовании Альберта, что не могло не радовать. Он не любил, когда его раздумья прерывали, к тому же он понимал, что директор наверняка заметит, как тяжело ему даётся это дело.

Альберт чувствовал, что директор уже и сам не рад, что впутал его в это. Но, довольный или нет, просто так директор дело Адкинса уж не заберет.

Антон Пилипчик – воплощение тяжёлой руки начальства и точно такой же тяжёлой начальственной справедливости.

Альберта оставили наедине с собой. Время хоть и шло незаметно, но до терапии Адкинса еще далеко.

«Ещё не время», – подумал Альберт. – «Значит, доктор Зильберман…»

Вспомнив откровенную беседу с Зильберманом, Альберт решил, что самое время воспользоваться приказом Пилипчика и попросить у старого психиатра совета.

Он поднялся, схватил папку и быстрым шагом вышел из кабинета.

Кабинет Зильбермана находился в самом дальнем от палат пациентов конце. Самое малосолнечное крыло Оак Мэдоу, доступ света туда закрывали вековые деревья, рубить которые запрещал закон.

Альберт постучал и вошел, не дождавшись ответа. – Исайя предпочитал, чтобы гости входили сразу.

– О-о-о! – Исайя вскинул руку вверх. – Альберт! Входите-входите! Кофе?

– Конечно, доктор Зильберман.

Тот повернулся на стуле и щёлкнул кнопкой кофейника.

Альберт уселся рядом.

Ему всегда казалось, что когда-то давно кабинет Зильбермана служил дворничей, настолько помещение казалось маленьким. Но самого Зильбермана размеры кабинета, кажется устраивали. Недостаток пространства компенсировался уютом.

Места в его кабинете и в самом деле недоставало: несколько старых, пыльных шкафов, целых два небольших стола, три стула. И всё это при лёгком полумраке: всему виной стена из стволов деревьев, стоящих за окном.

– Так что же вы пришли, Альберт? Хотя… – Зильберман прищурил один глаз. – Адкинс, конечно же.

– Пилипчик рассказал?

– Говорил направить вас на путь истинный, – уклончиво ответил Зильберман. – Но даже вопреки его наставлениям, вам нужен совет – это вполне нормально. Верующий убийца. Признайтесь, Альберт, накрыло вас на первом сеансе? Не ожидали?

Кофейник сильно забурлил и отключился. Зильберман захлопотал над кофе, сахара и сливок в его кабинете не имелось, поэтому он угощал только простым американо.

– Не сказать, что так уж сильно и накрыло… – Альберт решил быть откровенным, но без особых подробностей. – Но это и в самом деле было непросто. Знаете, ощущения были… в один момент стало страшно и непонятно. Я к нему тянусь, тянусь, а потом понимаю, что это не я к нему тянусь, а он ко мне тянется! И получается у него лучше, чем у меня.