Джаспер Ффорде - Вечный кролик [litres]

Это было совсем нехорошо.

– Они хотят выйти на еще одну демонстрацию? – спросил я.

– Думаю, это для них уже позади. Харви сказал, что любое нападение на колонию позволит Большому Совету прибегнуть к протоколам Багза Банни – то есть в случае, если кролик загнан в угол, ему разрешается почти любое поведение, вплоть до физического сопротивления.

Повисла пауза.

– Думаю, у меня и Харви может что-то получиться, – сказала Пиппа, глядя мне прямо в глаза, – и да, я буду осторожна, и я знаю, что делаю.

Несмотря на знаменитое заявление лорда Джефферсона, в котором он признавался в любви к Софи Кролик, межвидовые отношения оставались незаконными и преследовались. Большинство пар, чью связь предавали гласности, просто переселялись в колонии. На момент битвы за Мей Хилл в колониях проживало около четырех тысяч человек, восемьсот из которых отрезали себе большие пальцы в знак преданности Кроличьему Пути. Сметвик считал их «предателями нашего вида» и «недостойными даже презрения». Кролики же называли их «желанными гостями».

– Знаешь что, Пип? – сказал я. – Я искренне надеюсь, что у вас все получится.

Салли позвонила и сказала, что не пойдет сегодня в колледж, а поскольку я предположил, что и Тоби не поедет на работу – причем, возможно, уже никогда, – я решил отвезти Пиппу самостоятельно.

– Это Тоби писал, – сказала она, выйдя на улицу и посмотрев на граффити. – Узнаю его почерк. Не понимаю, что я в нем находила.

Мы также заметили, что и Кроликов ночью не полностью обошли стороной: на их газоне стояла сорокагаллонная бочка – обычная емкость для тушения кролика. И хотя столь неописуемо жестокая расправа, к счастью, случалась редко, обычно одной угрозы было достаточно, чтобы кроличье семейство за час собрало вещи и съехало. Но я был уверен – на Конни и Дока это не подействует.

– Доброе утро! – послышался голос, и Док выскочил со стороны дороги. Скорее всего, он возвращался со своей обычной утренней пятикилометровой проскачки – на нем была спортивная толстовка и повязка «Найк» на голове у основания ушей.

– Доброе утро, – сказали мы.

– Похоже, «Двуногие» времени зря не теряли, – сказал он, разглядывая сорокагаллонную бочку. – Если покрасить, получится отличный вазон для моих фикусов.

– Ты не очень-то беспокоишься, – сказал я.

– Раньше мне уже угрожали расправой, – сказал он. – У нашего предыдущего дома кто-то намалевал у подъезда «убейте этого мевзкого кволика» и засовывал нам в почтовый ящик плохо распечатанные копии рецепта пирога из крольчатины. Попытки жалких трусов перестать проигрывать в битве с собственной никчемностью. Но знаешь что?

– Что?

– Если бы я хотел кого-нибудь убить, я бы не стал его предупреждать.

– Вот как, – сказал я. Док произнес это уж очень зловеще, и я подумал, не собирается ли он так поступить со мной.

– Слушай, – сказал я, – по поводу вчерашнего…

– Забудь, старина, все в прошлом, – широко улыбаясь, сказал он. – Когда ты женат на обворожительной красотке вроде Констанции, приходится периодически отваживать от нее всяких воздыхателей.

– Я не воздыхатель, – поспешно сказал я, – и ничего не было.

– И я сделаю все, что в моих силах, чтобы так и оставалось, – совершенно спокойно ответил он. – Но имей в виду, если Конни тебе подмигнет и ты захочешь вызвать меня на дуэль, я всегда готов. Но только на пистолетах – на шпагах я уже давно не дрался.

– От меня вызова не жди, – поспешно сказал я, – правда.

– Как пожелаешь.

И, не говоря больше ни слова, он одним прыжком перемахнул через мою машину, садовую изгородь, его машину и вошел в дом.

Через пять минут Пиппа и я выехали на дорогу. Утро было прекрасным, солнечным и ясным, но мы оба чувствовали себя неуютно. Тревога не давала дышать, словно мне на грудь уселся маленький слоненок. Из сорока восьми часов, которые нам дали, уже осталось тридцать семь. Я чувствовал воодушевление от того, что мы с Пиппой решили постоять за себя, но меня не покидала мысль о том, что Маллеты выразят свое неудовольствие, причем самым неприятным и непропорциональным способом. А еще, что наше «постоять за себя», со всеми правами, данными нам как людям при рождении, скорее всего, окажется пустым звуком. Ведь мы люди. В конечном счете, с нами все будет в порядке.

– Ты поедешь в Мегакрольчатник? – спросила Пиппа, когда я рассказал ей, чем собираюсь сегодня заниматься.

– Да, начальство пытается сделать переезд настолько простым, насколько возможно.

– Для кроликов?

– Нет. Для сотрудников Крольнадзора.

Больше не было смысла что-либо скрывать. Я рассказал ей, что сегодняшняя поездка нужна, чтобы сотрудники Крольнадзора своими глазами увидели новый объект – жилые помещения, охрану, как Крольтруд будет управлять рабочей силой и производственными областями, и все такое. Она спросила меня про график, и я сказал, что все точно случится в этом году, «может быть, даже через пару месяцев».

– А кто-нибудь спросил кроликов, что они сами об этом думают? – спросила она.

Вообще-то их спрашивали , но лишь вскользь. Большой Кроличий Совет участвовал в обсуждениях, и их заверили, что «будут использованы все возможности для того, чтобы Комиссия по Переселению в первую очередь учитывала интересы всех жителей Соединенного Королевства». Что хуже, в самой Комиссии не было ни одного кролика, а Найджел Сметвик был ее председателем.

Я высадил Пиппу у колледжа, а затем отправился в офис Крольнадзора.

Поскольку мы собирались ехать в Мегакрольчатник, я не стал подниматься на свой этаж, а лишь отметился в списке, после чего мне выдали гостевой пропуск на шнурке и сказали, какое место занять в автобусе. Полчаса мы ждали в буфете, а затем к нам обратилась гуру пиара Крольнадзора Пандора Пандора.

– Доброе утро, – сказала она. Тем утром ее платье и настрой казались еще более мрачными, чем обычно, – и добро пожаловать на экскурсию в Мегакрольчатник. Вы отправляетесь в эту поездку, потому что вас отобрали для Рабочей группы по подготовке к Переселению. Считайте это вашим первым знакомством с заданием.

Другие начали перешептываться, в основном потому, что сейчас нам впервые намекнули на давно ожидаемые грядущие увольнения… и на то, кого, возможно, не сократят. Само собой, мои коллеги выглядели очень довольными. Из-за повышенной ответственности и возможных стрессов за работу над Переселением должны были платить щедрые надбавки.

– Из важного мне нужно донести до вас лишь одно, – продолжала она. – Сегодня нас будут сопровождать шестеро репортеров, и нам нужно жестко следить за тем, чтобы общественность правильно отнеслась к Мегакрольчатнику. В народе есть всякие тронувшиеся умом борцы за социальную справедливость, которые недостаточно ясно понимают сложность проекта и не могут стать частью содержательного диалога. Мои люди будут дежурить у группы репортеров, но если хоть один журналюга сбежит и что-нибудь у вас спросит – хоть слово, – ничего не говорите и отправляйте их ко мне или к члену моей команды. Скажете что-нибудь не к месту, и будете объясняться, причем не передо мной и не перед дисциплинарным советом, а лично перед Старшим Руководителем. Я все ясно сказала?