Анна Семироль - Игрушки дома Баллантайн [litres]

Автоматон, сидящий за столом, поднимает голову и смотрит на Этьена незрячими глазами-лампами. Неуверенно поднимает руки и жестикулирует на амслене: «Я – только видимость живого. Живым существо делает не способность двигаться самостоятельно и думать. Жизнь есть нечто отличное от существования. В существовании нет смысла, нет смысла и в безвременье. Жизнь – это череда поступков и решений, это постоянное развитие. Понимаешь меня, Этьен Легран?»

Этьен не отвечает. Круглыми от изумления глазами он смотрит на танцующую Эвелин. И видит, как смягчаются грубоватые черты лица Евы, как исчезает напряжение, в котором она находится почти постоянно. Девушка безмятежно улыбается, и целый мир кружится с ней в странном танце.

Впервые в жизни Этьен видит абсолютно счастливого человека. И не может оторваться от этого волшебного зрелища.

Утром Этьен выходит из дома, сворачивает по мощенной белым камнем дорожке к гаражу и видит Еву. Девушка сидит на качелях в палисаднике, закутавшись в легкий палантин, и вертит в руках куколку вуду.

– Доброе утро, – нейтрально окликает ее Этьен. – Как ты сюда попала?

– Перелезла через ограду. У тебя в углу сада стена ниже и кладка неровная.

Он подходит ближе, замечает темные тени под глазами девушки.

– Давно сидишь?

– Я пришла, когда ты погасил в спальне свет. Вообще я думала, что этой ночью мы снова танцуем.

Этьен присаживается перед ней на корточки, заглядывает в лицо. Ева выглядит расстроенной.

– Сегодня мы не собирались. И, наверное, пока собираться не будем. Пусть люди отдохнут.

Девушка вздыхает, поджимает тонкие губы.

– Ты решил меня наказать, да?

– И в мыслях не было. Хотя понимаю, что стоило бы. Ведешь себя ужасно, – укоризненно говорит он. – Что у тебя за куколка?

Она кладет фигурку ему на ладонь. Платье из лоскута темной парчи, светлые веревочные косы.

– Ева, это кто? Агнесс?

– Это я. Пусть у тебя будет, ладно?

Этьен аккуратно кладет куколку во внутренний жилетный карман, подмигивает:

– Смотри, будешь плохо себя вести – отыграюсь на ней. Как насчет завтрака?

– Нет. Я вчерашней клубникой сыта до сих пор. Отвезешь меня?

– Да, конечно. Я как раз за машиной и шел.

– Этьен, а давай не на машине поедем? Вещей у меня с собой почти нет, на мотоцикле уместимся. И он быстрее.

– Нет. Тебя на мотоцикл я не посажу. Опасно. Твои родители меня убьют, если увидят, на чем я тебя привез.

Ева встает с качелей, сбрасывает палантин с плеч и, подобрав подол легкого платья, садится на корточки напротив Этьена.

– Ну, пожалуйста… – жалобно тянет она, глядя ему в лицо хитрыми лисьими глазами. – Скажем, что у кабриолета «фиаско». Этьен, мне очень хочется. Я обещаю быть послушной и не ссориться с тобой целый день.

– Не канючь. Брать мужчин на жалость уже не в моде, мисс Фланнаган, – стараясь быть строгим, отвечает он. – Я не знаю, какие в Гринстоуне дороги. Давай так: сегодня мы едем на машине, и, если все нормально, я вернусь на днях и покатаю тебя на мотоцикле.

Эвелин кивает с кислым лицом. Этьен бережно заправляет под пестрый тюрбан выбившуюся темную прядь и, словно невзначай, касается ладонью нежной щеки девушки.

– Я соскучилась, – шепчет Эвелин еле слышно. И добавляет: – По дому. Поедем скорее.

Кабриолет выкатывается из гаража, Ева бросает сумку на заднее сиденье и садится рядом с Этьеном. Ловит его удивленный взгляд и спокойно поясняет:

– Раз сегодня твой цилиндр тебя не сопровождает, его место займу я. Ты же не против?

– Я не против, – улыбается Этьен.

«Оттаяла или готовит пакость?», – гадает он, пока Эвелин располагается рядом. После вчерашней нервотрепки ему хочется верить в лучшее. Не терять надежду, цепляться за малейшие проявления ее благодушия.

– Припаркуйся неподалеку от перекрестка Ивнинг-Стар-авеню и Фэйт-стрит, – просит Ева. – Там кондитерская, надо зайти.

В кондитерской Ева набирает два больших пакета всевозможных сладостей, расплачивается и, сияющая, как новогодняя елка, возвращается в машину. Бережно ставит пакеты на заднее сиденье, запрыгивает на переднее.

– Теперь можно ехать, – весело командует она.

– Долго ты что-то. И у тебя усы от молочного коктейля, – ворчит Этьен.

– Мы с Нэн отпраздновали мой отпуск.

– Нэн?..

– Это моя служка. Ей десять, отец пьет, раньше частенько ее поколачивал. Я плачу ей за мелкие услуги и обеспечиваю защиту. А на отце пробую различные сочетания травок.

Этьен вздыхает, хмурится, догадываясь, о каких мелких услугах идет речь. Ева шлепает его ладонью по плечу:

– Ну что ты? Нет бы порадоваться, что я у тебя такая способная ученица…

– Ева, я бы хотел с тобой серьезно поговорить на эту тему.

Улыбка исчезает с ее лица, взгляд становится отчужденным и тоскливым.

– Послушай, мы с тобой еще неизвестно когда увидимся. Я изо всех сил стараюсь быть милой и хорошей. А тебе надо обязательно делать серьезное лицо и заводить неприятные разговоры.

– Прости, – разводит руками Этьен. – Я не буду, Ева. Только не дуйся.

Она облокачивается на спинку сиденья, поворачивается к нему, смотрит устало.

– У меня усы. От коктейля.

Этьен обнимает ее одной рукой за плечи и целует в приоткрытые губы – долго, сладко, раскаянно. Девушка кончиками пальцев ерошит неровно обстриженные пряди, улыбается расслабленно и отвлеченно. Ей нравится держать его на близком расстоянии – и при этом оставаться недосягаемой.

– Всё, всё. Поедем, – вздыхает она. – Ты прощен.

Когда город остается позади, Ева откидывается на сиденье и довольно жмурится, как сытая кошка.

– Домой… Наконец-то обниму мелкашек, поговорю с мамой. К вечеру вернется отец. Алан обязательно приедет погостить. И Роберт… Мы пойдем к морю, и я буду целый день лежать и слушать, как песок шепчется с волнами. Я смогу купаться ночью без всего. И никто не скажет мне, что это аморально. И мне не нужно будет никуда спешить, слушать бесконечную болтовню клиентов. Я страшно скучаю по семье. С тех пор как уехала, я чувствую себя вырванной из своего мира.

– Почему тогда ты не вернешься? Твой отец хорошо зарабатывает, да и я мог бы тебя… – он осекается и умолкает.

Руки в кожаных перчатках крепче сжимают руль. Этьен ждет, что сейчас Ева снова вспылит, раскричится и хрупкое равновесие рухнет. Вот-вот исчезнет зыбкое состояние покоя и тихого счастья. Но Ева молчит. Проходит минута, вторая. Эвелин смотрит в сторону и негромко говорит:

– Я должна сама, Этьен. Проще всего сидеть у кого-то на шее. Особенно когда ты женщина. Но я хочу быть хозяйкой своей судьбы. Я хочу быть свободной в своем выборе.

– А я хочу семью. С тобой, Ева. Детей. Стабильности в жизни, а не неопределенности.

Она не отвечает. Смотрит в небо, изредка поправляет выбивающиеся из-под тюрбана пряди волос. Ее разогретая солнцем кожа пахнет мандариновым маслом, от ресниц на щеках лежат длинные тени. Этьен старается смотреть только на дорогу, но нет-нет да взглянет украдкой на Эвелин.