Фредерик Пол - Торговцы космосом [сборник litres]

– Это, черт подери, настоящая рана, – проговорил Мори с гордостью. – Кровь, Генри, кровь! Но уж тебе-то, робот, пугаться нечего. Спрячь свою жестяную рожу. Меня вот сейчас на думы тянет – так что не мешай.

И он продрых в машине всю дорогу до дома.

Похмелье оказалось поистине дрянным.

Казалось бы, ничего такого: немного выпил – немного поспал, проснулся-потянулся и с новыми силами – за старые дела. Но нет ничего хуже, чем перепить, а потом недоспать. В голове стучит, во рту словно медведь нагадил, и вообще всячески штормит.

Есть только одно лекарство.

– Сделай-ка коктейль, дорогая, – проскрипел Мори.

Черри с удовольствием разделила с ним предобеденный аперитив. Какая же умница, и красавица вдобавок, нежно подумал он – и вдруг заметил, что мотает головой, точно болван, в такт своим мыслям. Движения рождали неприятные ощущения.

Черри аккуратно дотронулась до его виска.

– Здесь болит? – спросила она сочувственно. – Наверное, ударился обо что-то?

Мори уставился на нее, боясь прочесть на лице осуждение, но, похоже, она взаправду просто пеклась о нем.

– Да это пустяки, дело житейское, – ответил он залихватски.

Робот-дворецкий, принеся коктейли, отбыл. Черри подняла свой бокал, Мори – свой (уловив запах спиртного, он чуть не выронил его). Приказав внутренностям стерпеть, Мори через силу сделал первый глоток.

Как ни странно, коктейль, попав в желудок, не попросился обратно, и удивительный феномен разлившегося тепла пошел на второй круг. Мори допил остаток залпом, дал роботу отмашку, чтобы тот подлил еще, и попробовал улыбнуться. Вышло – и даже без неприятных ощущений.

Еще один глоток – и все. Мори почувствовал, как на него нисходят счастье и покой, но не только выпивка была тому причиной. В прекрасном расположении духа он и Черри сели за обеденный стол. Они оживленно болтали друг с другом и с Генри, и Мори даже несколько раз сентиментально посочувствовал бедному Хоуленду, у которого что-то там не сложилось с женой, ведь на самом деле семейная жизнь – это сплошь уют и тепло, покой и доверие…

– Прости, что? – переспросил он, вынырнув из забытья. Что-то, сказанное Черри, вдруг прямо-таки оцарапало слух.

– Ничего умнее в жизни не слышала, говорю. Нет, ну такой забавный тип был! Сейчас все немного нервные – ну, ты понимаешь, о чем я, – и он так смешно таращился на дверь, как будто кого-то ждал. Вот глупый, а? Зачем его друзьям следить за ним в нашем доме?

– Черри, прошу, – настойчиво сказал Мори. – Повтори про потребительские талоны.

– Да ты, смотрю, совсем меня не слушал! – воскликнула она. – Утром дело было, сразу после твоего ухода. Явился этот смешной коротышка – даже не представился! – и я с ним поговорила, подумала, что это наш сосед, а с соседями нельзя быть грубой, ты сам говорил, дорогой, помнишь?

– Потребительские талоны! – взмолился Мори. – Я не ослышался? Ты сказала, что он предлагал фальшивые талоны?

– Ну, в общем-то, да, – неуверенно проговорила Черри. – Они и впрямь в некотором смысле фальшивые. Ну, не совсем такие, как обычные, он предупредил. Но зато – четыре за один, дорогой. Четыре его талона – за один наш, подумай, как выгодно? Так что я взяла нашу книжку и оторвала парочку недельных талонов…

– Сколько? – воскликнул Мори.

Черри заморгала.

– Что-то около двухнедельной квоты, – сказала она тихонько. – А что не так?

Мори потрясенно смежил веки.

– Двухнедельной квоты, – эхом повторил он. – Четыре – за один. Да ты продешевила.

– Откуда мне было знать? – запричитала Черри. – Вот дома мне ничего подобного не предлагали! Я не знала, что такое трущобы, не знала, что такое пищевые бунты, не знала, что такое эти ужасные роботы и отвратительные, грязные, мелочные людишки, нагло лезущие к тебе в дом!

Мори вяло глянул на нее. Черри плакала, но на сей раз слезы не производили никакого впечатления на грубую броню, которой неожиданно обросло его сердце. Робот Генри издал звук, который, будь он человеком, означал бы тактичное покашливание. Мори в ответ лишь мертво уставился на него, пресекая все попытки вмешаться.

– Ладно, давай я объясню, что ты наделала, – убитым голосом начал пояснять он. – Я даже предположу, что нам повезло и эти талоны – качественная подделка, а не такая, что их только выбросить, ведь любой, кому мы их предъявим, настучит на нас законникам. Ладно – это все стороннее. Итак, ты осталась с двухмесячной нормой фальшивых талонов на руках, и если ты еще не до конца уяснила, что пайковые книжки – не просто украшение, так вот, просвещаю – не просто. Каждый месяц их положено сдавать на проверку, чтобы доказать, что мы истратили свою месячную потребительскую квоту. Каждую книжку как минимум просматривает инспектор, а выборочно их проверяют ультрафиолетом, инфракрасными и рентгеновскими лучами, радиоизотопами, хроматографами и кучей других способов, которые изобрело, черт его дери, человечество ! – Его голос достиг гневного крещендо. – Допустим, нам повезет и мы сбудем один такой талон… но мы просто не осмелимся – слышишь меня, не осмелимся! – использовать больше одной-двух таких подделок на дюжину настоящих! Это значит, Черри, что ты купила не двухмесячный запас, а в лучшем случае двухлетний. Но поскольку – ты, конечно, этого никогда не замечала – срок действия талонов ограничен, мы сможем использовать не больше половины этих бумажек! – Тут Мори показалось, что он вот-вот сорвется, вытащит из-под себя стул и обрушит Черри на голову. – Более того, те талоны, что ты отдала этому ублюдку, нужны были мне прямо сегодня, прямо сейчас, потому что, так уж вышло, мне прозрачно намекнули, что нам две недели придется жить на двойной норме, как ни прискорбно. Но даже не это – главное. О главном ты и не подумала: иметь фальшивые талоны противозаконно . Да, Черри, я бедный; живу в трущобах – мне ни к чему лишний раз о том напоминать. Мне еще предстоит долгий путь, прежде чем я достигну такого богатства и уважения, какие есть у твоего отца – ведь его ты постоянно ставишь мне в пример, не думая, что от этого я устаю. Но я могу сказать тебе уверенно – всегда и везде, до сего часа уж точно, я жил честно. Всегда и везде.

К тому времени, как Мори закончил тираду, Черри перестала плакать. Она сидела, как будто аршин проглотив, с бледным лицом и сухими глазами. Мори иссяк, но раздражение его не покинуло. Какое-то время он хмуро смотрел на жену, потом встал, развернулся и выбежал из дома, громко хлопнув дверью.

Жизнь семейная, думал он на ходу, придумают же!

Он шел несколько часов, не замечая, куда идет.

К нему вернулось ощущение, которого он не испытывал уже лет десять. Мори осознал внезапно, что вовсе не последки развеивающегося похмелья заставляли его чувствовать себя так странно. Он был голоден – по-настоящему голоден.