Ксения Никольская - Двери открываются [litres]

– Егор Семёныч, может по 100 грамм? У меня осталось.

– Нет, боец, не хочу. Не влезет.

– Может у меня посидите?

– Ну пойдём что ли…

В комнате Бориса старик сел на его кровать и опустил плечи. Ложку он захватил с собой, как будто этот предмет напоминал ему об ушедшей жене.

– Мы ведь уж почти полвека как вместе, – начал Егор Семёныч, – Бабка-то, она и готовила, и за домом следила. Я-то теперь как? – и он вопрошающе посмотрел на Бориса, как будто думал, что он сейчас скажет ему, как.

– Егор Семёныч, вы успокойтесь. Вам просто подождать надо, оно само и пройдёт. Я знаю, у меня уже было такое. Но, видите, всё прошло…

– Мне-то тоже, поди, недолго осталось… Вот схороню бабку, и можно самому туда, к ней…

– Да что вы! Не говорите так! У вас же ничего не болит, ни на что не жалуетесь, – стал подбадривать старика Борис.

– Душа у меня болит. Знаешь такое слово? Сейчас редко о душе говорят, как будто и нет её у нас. А она, братец, есть, никуда не девается. Сидит где-то очень глубоко и когда радуется, а когда болит. Живёт, в общем, с нами всю жизнь… Вот сейчас болит. И когда Васенька умер, болела. А когда ты пришёл – радовалась. Ну как-то так, в общем.

– А хотите, трансляцию посмотрим? – Борис не знал, что ответить и не хотел обсуждать душу старика. – Тут сейчас как раз новости передавать будут.

– Да что мне эти новости? Надоели уже! – Егор Семёныч вдруг шлёпнул ладонью по кровати, выбив из неё облачко пыли и горстку неприятного запаха.

– А хотите я вам почитаю? У меня книга есть, смешная.

– Книга? Да откуда у тебя книга-то, ты ж молодой! Читать, небось, не умеешь.

– Умею. Не очень быстро, правда, но умею. Хотите покажу? – и Борис, не дожидаясь ответа Егор Семёныча достал из-под подушки книгу. Старик повертел её в руках, прищурился и прочитал надпись, сделанную от руки на первой странице.

– «Твой дед…» Дед, значит? Может расскажешь?

– Потом как-нибудь. Я деда не помню почти, он, кажется, умер, когда я совсем мелким был.

– Грустил?

– Да не особо. Дед-то меня не очень любил, сестрёнку сильнее. И работал постоянно, не до меня ему было.

– А родителей террористы убили?

– Да, тогда Правдина только в первый раз выбрали, они обезумели совсем. Простых людей убивали прямо в их квартирах.

– Да, помню-помню, было такое.

– Вот и родителей моих убили, а я убежал. Я бегал хорошо тогда, быстро. А террористы за мной, вот тут холмик небольшой, рядом с домом. Я там встал и закричал: «Правдин! Помоги!» И тут приехали наши бойцы, и всех террористов расстреляли.

– Это правильно, – одобрительно закивал Егор Семёныч. Борис почему-то продолжал вспоминать и моментально переделывать историю, чтобы не шокировать старика.

– А одного, самого злобного террориста прямо на моих глазах убили. Я это очень хорошо помню, он лежал весь в крови, а взгляд такой страшный, остекленелый. И нога подвёрнута, вроде как сломана.

– Так ему и надо! – поддержал его Егор Семёныч.

А Борис всё вытаскивал из своей памяти какие-то оборванные лоскутки и пытался соединить их в одно целое одеяло. Но почему-то лоскутки не подходили друг к другу, но Борису это было не важно. Ему просто надо было выговориться, хотя он и понимал, что старику сейчас совсем не до разговоров про мёртвых террористов.

– Вот и бабка тоже… – задумчиво пробормотал Егор Семёныч. – С остекленелым взглядом. Умерла, значит… А книгу свою забери. Я её знаю, Васеньке в детстве читал. Он, помнится, смеялся ещё над слонихой и над ежом каким-то…

– Васенька! – вдруг вспомнил Борис, – Егор Семёныч, я вам сейчас покажу кое-что.

Он включил устройство для изображений, дождался его загрузки и приказал показать все рисунки в хронологическом порядке. На мониторе стали появляться миниатюры всех созданных им когда-то изображений, и, наконец, он нашёл нужное. Это был самый первый рисунок, который он сделал после покупки устройства по просьбе Юлианы Павловны. На нём был искрящийся снежный холмик, на котором стояли Васенька с матерью, взявшись за руки и о чём-то разговаривая. Егор Семёныч уставился в монитор.

– Это кто? – вдруг как-то напряжённо спросил он.

– Васенька. И Юлиана Павловна. Она сама меня попросила нарисовать, как будто они стоят рядом и за руки держатся.

– Васенька? Не похож… А бабка похожа, – вынес свой вердикт Егор Семёныч. – Стало быть, так они сейчас и стоят рядом, на холмике. Где её похоронят, интересно? А знаешь что, боец. Налей-ка мне сто грамм. Да смотри, сильно не разбваляй. Чтоб до костей прям пробрало.

Борис налил и ему, и себе. Они сидели вместе, объединённые одной потерей, и молча смотрели на рисунок, и им казалось, что и Юлиана Павловна, и Васенька стоят где-то рядом и о чём-то с ними разговаривают. Только они не слышали, о чём, потому что что-то невидимое отделяло их друг от друга. Егор Семёныч попросил Бориса передать рисунок на его транслятор и уснул прямо на его кровати. Борис не стал тревожить его и всю ночь просидел на стуле, уставившись в неработающий монитор.

Через 72 часа Юлиану Павловну увезли, и они с Егор Семёнычем допили военный спирт. Дни опять полетели один за другим, только играть в карты на двоих было неинтересно, и они забросили это занятие, которое раньше так любили. Борис теперь готовил на двоих. потому что доверять старику обработку и так малосъедобных продуктов он не хотел. Егор Семёныч сначала ел мало, но потом постепенно настроение его улучшилось, и он даже опять стал включать свои любимые новостные трансляции, сопровождая их всё теми же мудрыми комментариями. Борис, конечно, скучал по Юлиане Павловне, но избегал разговоров о ней. Иногда Егор Семёныч, забывшись говорил что-то вроде: «Бабка! Смотри-ка что они опять учудили!», но быстро замолкал, обрывая себя на полуслове. Постепенно и эта привычка сошла на нет.

Около года они жили так, вдвоём, боец и старик. Они и окончательно притёрлись друг к другу. Борис уже понял, что семью ему не создать, да ему и не особенно хотелось заниматься этим. Тихая жизнь а пропахшей заспанным бельём квартире его вполне устраивала. Он получал заказы от министерства обороны, изучил механику военной техники и мог практически с первого раза подобрать нужную озвучку к любой трансляции. Он ждал этих заказов, потому что только в работе он мог почувствовать свою значимость для мира, и только работа давала ему силы просыпаться каждое утро и проживать очередной, в общем-то бесполезный день. Но однажды у Егора Семёныча на шее появилась непонятная шишка. Старик попросил Бориса ощупать её, как будто тот что-то понимал в медицине, и Борис ощутил у себя под пальцами какой-то твёрдый узелок.

– Может это иноагенты свой микрочип всадили, пока я спал? – предположил Егор Семёныч.