Ксения Никольская - Двери открываются [litres]

– Может… – неуверенно ответил Борис.

Они снова вызвали самопомощь, которая, как обычно, сказала, что всё в порядке, и волноваться не о чем. Но через несколько дней вылез ещё один узелок, а за ним и ещё, а потом старик почувствовал себя действительно плохо. Прибвышая в очередной раз самопомощь развела руками и сказала, что, возможно, яд террористов уже успел проникнуть в кровь Егора Семёныча и отравить его тело. Через день с вечерней доставкой привезли какие-то капсулы, которые совсем не помогали. Егор Семёныч окончательно слёг, и Борису приходилось ухаживать за ним: менять пропотевшее бельё, кормить кашей из перловки, просто сидеть рядом с уже плохо соображающим стариком и слушать его прерывистое дыхание. Борис понимал, что скоро потеряет своего соседа, и стремился исполнить свой последний долг перед ним, перед человеком, с которым он прожил такой большой отрезок своей жизни.

Егор Семёныч умер днём, когда Борис на секунду отлучился на кухню, чтобы налить ему воды. Увидев, что старик уже не дышит, он почувствовал такое бесконечное и беспомощное одиночество, что ему захотелось бежать из этой квартиры, бежать к другим людям, хоть к кому-то живому. Хватит, хватит ему покойников! Все, кого он знал, покинули его! Предатели! Неужели это так трудно, просто продолжать жить рядом с ним, просто быть, просто не умирать?! Почему он, Борис, до сих пор не ушёл за ними: за родителями с сестрой, за теперь уже обоими соседями, за своими боевыми товарищами? Почему мир, который он так тщательно собирал по крупинкам, постоянно просыпался между пальцев и никак не хотел стать ему настоящим домом? Что ему, Борису, теперь делать? Правильно, вызывать службу по утилизации. Ведь всё так просто – человек умер, и его утилизировали, только вот как утилизировать душу, в которую так верил Егор Семёнович? Может быть, есть специальный дрон, который и её отнесёт в предназначенное для неё место? Борис не знал, и ему было грустно. Он вернулся в свою комнату и загрузил рисунок – тот, на котором Юлиана Павловна стояла с Васенькой на снежном холме. Борис взял перо и вывел рядом с ними третью фигуру – фигуру Егора Семёновича, который стоял рядом и строго смотрел на них. «Ну вот и всё, – подумал Борис. – Теперь они вместе. Все трое.»

После утилизации тела Егора Семёныча прошло недели две, как вдруг транслятор объявил: «В данное помещение в течение 72 часов будут заселены новые жильцы. Просьба освободить незанимаемую площадь от ненужных предметов и приготовиться к разблокировке дверей. Предупреждаем, что, согласно требованию министерства передвижения, попытка выхода из помещения во время разблокировки двери будет немедленно пресечена. Предусмотренное наказание за нарушение требования – ликвидация. Желаем вам приятного соседства.» Борис сначала расстроился, а потом обрадовался. Наконец-то он увидит новые лица, наконец-то ему будет с кем поговорить. Он понимал, что, скорее всего, комнату дали молодой семье, возможно, даже с ребёнком. Он подумал, что смог бы учить малыша рисовать и, может быть, даже будет рассказывать ему историю про Тараканище. Борис вынес из комнаты все немногочисленные вещи покойных соседей, подготовив их для передачи на утилизацию, прибрался немного, но пыль вытирать всё-таки не стал, и стал ждать встречу. Если бы он знал, что вскоре ему придётся познакомиться с язвительным Славиком и его смазливой женой Аней, он бы так не старался. Максимум, подсадил им в комнату десяток тараканов, на которых были так похожи его новые соседи. Вот и сейчас они громко шебуршались в своей комнате, мешая ему наконец-то спокойно отойти ко сну. Борис встал, подошёл к противоположной от кровати стене и три раза громко постучал в неё кулаком. Из соседней комнаты донеслись какие-то нелестные слова Славика и глупое хихиканье Ани, но возня не прекратилась. Борис накрыл голову тяжёлой подушкой и для лучшей звукоизоляции натянул сверху одеяло. Шебуршания, кажется, больше не было слышно, и он, наконец, заснул.

Утром он первым делом полез в своё устройство, но буквы никуда не исчезли. Бориса это немного разозлило, и он стал беспорядочно махать в воздухе пером, как бы повелевая им раствориться. Внезапно он обнаружил, что может свернуть их, а потом вывести обратно на экран. Борис окончательно успокоился и решил для начала позавтракать. После завтрака ему пришёл долгожданный заказ – перед Днём Голосования нужно было проиллюстрировать небольшую образовательную трансляцию об истории выборов и их механизме. Трансляция предназначалась, в основном, для молодых граждан, которые в первый раз в жизни должны были выбирать Президента Союзного Государства. Срок выполнения заказа был поставлен через два дня, а это означало, что он сможет быстро дочитать дедово послание и наконец-то уничтожить карту памяти, а то вдруг в Государстве запрещено получать сообщения из прошлого от родственников-иноагентов. А ещё вечером должны были доставить продуктовый набор номер два, который президент пообещал каждому гражданину накануне дня голосования и разблокировки дверей.

Борис предвкушал долгожданный выход на улицу без маршрутного листа, который ему в половине случаев не одобряли. Ранняя осень была его любимым временем года, когда уже спадала летняя жара, а ветерок был ещё мягким и нежным и тихонько гладил его по волосам (как дед когда-то). Он обязательно пойдёт на их холмик и будет подставлять лицо последним тёплым солнечным лучам, возможно, там будет не так много мусора, и он сядет прямо на землю и вспомнит что-то из детства. Борис очень надеялся, что его время по графику будет утром, или днём, только не вечером. Он почему-то боялся вечеров в городе, даже несмотря на то, что улицы постоянно патрулировали вооружённые дроны. Он подумал, что, наверное, даже хорошо, что так сложилось, и он не женился тогда на Оле, потому что сейчас у него не было бы шанса в одиночку погулять, подумать, подышать осенним воздухом. Конечно, нужно было не забыть о своей основной задаче в этот день – подойти к автомату для голосования, назвать свой внутренний, код, приложить палец и сказать то, что от него так ждёт Государство – имя кандидата в президенты, за которого он отдавал свой голос. Имя… Имя было одно – Виктор Васильевич Правдин. И каждый гражданин в каждом городе произнесёт это имя в том месте и в то время, когда его об этом попросят. Это имя прозвучит из каждого транслятора, пролетит над городом в каждом дроне, прогремит из каждого танка, и будет звучать в чёрных сапогах бойцов и в каждом выстреле, совершенном из их табельного оружия, оно будет на губах у каждого, в кого попадут их пули, и в пулях тоже будет оно – имя их прошлого, настоящего, будущего и вечного президента. Потому что это голосование – не выбор, не их выбор, а всего лишь молчаливое одобрение закрытых дверей, гнилой перловки и сушёных фруктов с червями, которыми их кормило Государство, маскировочных обоев на окнах, которые не защищали их от врагов, а скрывали от самих себя, от других граждан и от собственных мыслей. И он – гражданин Союзного Государства, Борис Арсеньев, внутренний код 152-АН1021 – через два дня даст им это молчаливое одобрение, потому что другого выбора у него нет. «Откуда это у меня в голове? – вдруг подумал Борис и тут же ответил сам себе, – Отсюда». Взгляд его был обращён к монитору с чёрными буквами на белом фоне. И он продолжил читать.