Герман Фальк - Третий Шанс [litres самиздат]

– У Акунина… ах, какой слог! Чего только стоит: «Она была обута в необстоятельные тапки»! Или, цитирую, может, с ошибками: «Он был в том возрасте, когда уже можно делать выводы, но ещё не поздно поменять планы». Кстати, Эраст Петрович в том возрасте был гораздо старше тебя нынешнего!

– Ах, вот к чему ты…

– Да нет, – Милена нетерпеливо тряхнула головой, отчего её каре сделало привычный, уже родной, изящный взмах. – Вспомнилась фраза Акунина: «Москва не сразу берёт тебя в плен. Она проникает в душу постепенно». И ведь в какое время ни скажи, всегда актуально.

Коля вдруг задумался.

– Может, поэтом стать? А чего ты смеёшься?!

– Не смеюсь я вовсе! – И Милена звонко расхохоталась. – Ну, если надумаешь, первый критик у тебя уже есть. Очень объективный!

А потом ужинали в том же самом ресторане, где побывали пару месяцев назад. Это был очень старый ресторан, назывался «Обломов». Как выяснилось, заведению скоро сто лет, так что в Колино время оно уже работало, правда, ему оно было не по карману. По правде сказать, и сейчас не совсем. И они опять говорили, смеялись, обсуждали то вкус блюда, то Колины движения в вальсе, то очки дедушки Кеши, а то вдруг говорили о серьёзном, главным образом, о Колином будущем.

И ещё гуляли, до темноты. А к полуночи неожиданно решили пойти на Красную площадь слушать бой курантов. Пили кофе с лёгкими ягодными пирожными в Боско-кафе на Красной площади (и оно, оказывается, с начала века тут, сколько ж Коля в своё время пропустил-то всего, а ведь по пирожному здесь тогда даже он мог бы Маше и Ане предложить) и ещё гуляли. А на обратном пути, в паластруме, Коля неожиданно для себя поцеловал Милену, и она не отстранилась. И тогда он обнял её, прижал к себе и поцеловал ещё, уже не робко, а страстно и нежно.

На дачу вернулись за пару часов до рассвета. Вышли из паластрума, не держась за руки, Коля лишь помог Милене ступить из «Роллс-Ройса» на лужайку. Он проводил её до комнаты и только там, у двери, огляделся, убедился, что его никто не видит (ну если только Бриз, но этот-то свой), и поцеловал Милену на прощанье. Тихо прошептал: «Спасибо за удивительный день! Спокойной ночи!». Милена открыла дверь, вошла в комнату, обернулась…

И он отправился к себе. Через десять минут он уже лежал под одеялом. Буря эмоций и миллион мыслей, конечно, не давали уснуть.

Скрипнула половица, открылась дверь, и вошла Милена в длинном шёлковом нежно-бирюзовом халате. Она сделала пару шагов и на мгновение остановилась. В темноте Коля видел лишь силуэт, и он был идеальным.

– Как, ты говорил, в ваше время это называлось? – прошептала она. – Тормоз?

И скользнула к нему. Кровать услужливо прибавила в ширине метр двадцать, а за ней растянулись и одеяло с простыней.

И так она у него и осталась.

Тем утром он так и не успел уснуть до ставшего привычным в шесть утра: «Курсант! Подъём!»

И вот опять скрип половицы. Коля спросонья подумал, что это вернулся Ли Сы. Его неприступная Машенька, наконец, пригласилась на свидание, и парень усвистел в Москву чуть ли не быстрее пинга, освещая окрестности ярко-красными ушами. То ли Колин стих подействовал (хотелось так думать!), то ли до девушки дошёл смысл жизни, но она сама отправила своему воздыхателю сообщение, мол, хочу-не-могу, давай приезжай. Вся компания поприветствовала это аплодисментами, однако Коля заметил, как Милена чуть прищурилась и бросила едва заметный взгляд на Бриза.

А ведь комната Ли Сы по другую сторону от лестницы, так что это не он скрипит.

В дверь деликатно постучали, и через несколько секунд в дверном проёме нарисовался силуэт дедушки Кеши.

– Не вставайте, – тихо, по-заговорщицки, велел он. – Я на секунду. Подумал, сразу узнать захотите.

Но, несмотря на «на секунду», он прошёл в комнату, уселся в кресло и закинул ногу на ногу. Молодые люди машинально подтянули краешек одеяла к подбородкам.

– С Матвеем Юрьевичем встречался, – сообщил дедушка Кеша. – Привет вам.

Коля и Милена машинально кивнули.

– Вопрос с документами решён принципиально. Остались формальные согласования, но до них ещё пара неформальных, поэтому гражданином Коля у нас станет лишь недели через две-три.

Даже в полумраке было видно, как просиял Коля и как лучисто улыбнулась Милена.

– Спасибо! – воскликнули они одновременно.

– И вот ещё, – продолжил профессор серьёзно. – Ты, Коля, на кладбище хотел. Если не передумал, завтра Дельфин тебя свозит. Одного. Пока не объясним всем, что этот клон имеет право на социальный минимум и право посещение кладбища в любое время, приходится всё конспиративненько.

Около десяти утра, когда Коля с полковником разложили на столе распечатанные по старинке чертежи новой лодки – а в этот раз он решили строить шестивёсельный ял, – послышался уже привычный рёв рассекаемого воздуха, и на площадку у дома рухнул «Грифон», погасив скорость до нулевой лишь в точке касания. В левом его борту образовался люк (а люки у истребителей именно что «образовывались», просто материал обшивки стягивался, образуя люк в любом месте корпуса), оттуда выглянул Дельфин, поприветствовал полковника коротким взмахом руки, потом кивнул Коле, мол, пора на посадку.

С Дельфином Коля общался несколько раз. В отличие от мрачноватого Кельта, непроницаемого Сканера и от Бриза, который всё делал с юмором, но с надрывом, Дельфин был… как бы сказать… лёгкий. Нет, у всех офицеров «Дельты», которых видел Коля (а они обращались к нему «курсант»), общего было гораздо больше, чем различий. Каждый из них был уверен в действиях, в каждом движении, в оценках и суждениях. Каждый точно знал, всегда знал, что он делает и что надо делать. Уверенность чувствовалась в каждом жесте. Казалось, заходя в дом даже по пустяковому делу, офицер в точности знает количество и скорость шагов, которые предстоит сделать, а также координаты точек начала и окончания движения.

И всё равно Дельфин… нет, конечно, каждый из офицеров был индивидуален. Но Дельфин казался самым романтичным. У него была живая мимика, воодушевленная речь, а в разговорах иногда проскальзывали интонации азартного спорщика. Даже внешне его высокая, худощавая и немного угловатая фигура выделялась на фоне крепких бойцов.

Вообще-то, Колины переживания на тему «ну кто ж из них» сходили на нет. По правде сказать, он просто устал изводить себя, и где-то внутри забрезжило: «А вдруг правда?» Разве могла Милена после таких нереально крутых мужиков обратить внимание на него? А хотелось верить, что могла. Просто так, не сравнивая.

Так вот, как-то в самый разгар мнительности подумал Коля: хрен его знает, с кем из них она была. Но если бы Коля был Миленой, то из известных ему офицеров он влюбился бы именно в Дельфина. Тот был, как и все, нереально крутой, и всё равно немного трогательный… Правильно Бриз как-то пошутил про «тонкую душевную организацию капитана спецподразделения». Вот! Наиболее близкий аналог – Арамис из кино с Боярским. И ещё Дельфин был немного выше остальных, и он был красив, почти до смазливости. И, в отличие от других офицеров, носивших причёску «недоёжик», свои чёрные волосы Дельфин всегда укладывал на аккуратный пробор.