Герман Фальк - Третий Шанс [litres самиздат]

Эх… по-русски бы он Биллу ответил развёрнуто! Но Колиного аборигенского хватило лишь на фразу: «Это можно было ждать».

Элли склонилась над игровым полем, повернувшись к Коле спиной. Ну, не совсем спиной… И Коля в очередной раз вспомнил себя того, из прошлого… Ну, никуда ж оно ж не делось. А чего такого? Ну, правда бы не отказался. Элли девушка очень сексуальная. «Хорошо хоть не девкой или тёлкой назвал», – подумал Коля и вздохнул. Тяжело это. И противно. И главное, непонятно – то ли всё сложно, то ли всё просто.

Ну ладно. Элли не девка и не тёлка. Она очень яркая девушка с очень ярким характером. Умная, только редко это демонстрирует. Характер чрезвычайно жизнерадостный, и при этом резкий и импульсивный! И ещё потрясающая интуиция. А с такой сексуальной внешностью – вообще гремучая смесь. Элли сводила с ума всё мужское население базы, а из этого следовало, что и женское. Сводила с ума по-разному, но никого не оставляла к себе равнодушным. Особенно доставалось тем, кто пытался равнодушие сохранить. Говорили о ней много, а обсуждению её частной жизни уделялось особое внимание, хотя и беспредметно. Кто утверждал, что она переспала с половиной здешнего мужского населения или даже со всеми, другие возражали, что вообще ни с кем. Поскольку фактов не было, Коля относился к таким разговорам безучастно. Первые несколько недель он и к самой Элли безучастно относился, а вот теперь она за него вдруг «взялась».

Первый месяц Коле было вообще ни до чего и ни до кого. Как-то жил, что-то делал, язык, опять же, осваивал. А душой и мыслями так и оставался на Земле. Он никому ничего не рассказывал. Сергей вообще приказал «не выделяться». Просто обычный парень из России. Желательно, замкнутый, весь такой в себе.

Похоже, они все тут такие или половина хотя бы. Немногие рассказывают о прошлом, о земной жизни. Есть «здесь и сейчас», есть их база «Джульетта», есть они сами друг у друга, и всё.

«Джульетта» была огромной плавучей платформой, большую часть времени дрейфовавшей в плотном океане, состоявшм из воды, аммиака и метана. Такой же жизнерадостной была и атмосфера планеты, лишь концентрация веществ была другой, и в атмосфере парили, иногда со скоростью несколько сот километров в час, облака изо льда, твёрдого аммиака и водорода.

Сложно сказать, имелась ли на Уране твёрдая поверхность. То есть поверхность была, только слово «твёрдая» использовалось лишь как условное обозначение для огромных островов из рыхлого снега же упомянутого состава с пикантным добавлением горных пород. Громадные снеговые массы то появлялись, то исчезали. Собственно, про рыхлость – это установленный факт, а что появляются и исчезают – предположение. В рыхлости удостоверились, похоронив в островах десяток зондов. Их радиосигналы пропадали на глубине метров триста и, несмотря на то, что последние три аппарата были оснащены двигателями, выбраться обратно пока ни одному из них не удалось. Радиолокационное зондирование не дало результатов из-за высокой электропроводности океана, безумного магнитного поля планеты, и другие способы зондирования оказались столь же неэффективными. Что касается появления и исчезновения островов, то учёные предположили временной масштаб таких событий в сотни лет, поэтому экспериментального подтверждения сей гипотезе быть не могло, а достоверность теоретического обоснования Коля (с подачи Энрике Джованни) ставил под сомнение из-за неизученности «твёрдой поверхности». То есть, в тезисе «Мы не знаем, что это, но оно вылазит над океаном с периодичностью лет в пятьсот» Коля предполагал внутреннюю противоречивость.

Иллюминаторы на «Джульетте», скорее, отдавали дань традиции, ничего в них не было видно, разве что иногда можно было полюбоваться вьюгой. Полагаться на солнечный свет здесь не стоило совсем. Во-первых, до Солнца почти три миллиарда километров. Свет от него, кстати, идёт до Урана два с половиной часа, а выглядит оно отсюда, если подняться над атмосферой, меньше копеечной монетки, и смотреть на него можно невооружённым глазом. Смотреть и вздыхать… Во-вторых, под густыми атмосферными слоями от Солнца толку почти никакого. Есть ещё и в-третьих: Уран – единственная планета Солнечной системы, ось вращения которой лежит в плоскости вращения вокруг Солнца: планета, как говорят, «лежит на боку». Из-за этого она поворачивается к светилу то одним полюсом на сорок два земных года, то другим. Сутки длятся семнадцать часов, и смена дня и ночи здесь носит совсем уж условный характер, потому что и так темно, а «Джульетта» живёт по земному гринвичскому времени.

В общем, уровень фрустрации, если позволительно так будет сказать, масштаб стресса для человека, здесь весьма значителен. Короче, трындец полный. И покурить не выйдешь.

* * *

Свой кремлёвский кабинет Матвей Юрьевич не то чтобы любил или не любил, скорее, привык. Кабинет за двадцать с лишним лет так и не стал родным, но был обжитым и уютным.

Помощник Президента, в отличие от многих своих коллег, размещавшихся в этом же здании с многовековой историей, не старался сохранить всё «по-старому». По правде сказать, это «по-старому» стало какой-то модой последнего времени, многие политики и обеспеченные предприниматели предпочитали в обиходе деревянную или кожаную мебель, деревянные столы, перья для письма и бумагу. Ещё совсем недавно по дорогам ездили автомобили «как раньше», пусть даже и с немыслимыми для «старого» двигателями и движителями.

В кабинете же помощника Президента имелась и трансформируемая мебель последней модели, и окно, которое исполняло роль рампы для пинга, и, это уж как у всех, современнейшие средства связи и вся сопутствующая техника, включая разнообразные «глушилки». Ну и, разумеется, кабинет был просто нашпигован различными «поделками» давнего друга хозяина кабинета. Мыслеобразы от Матвея Юрьевича могли сотворить с кабинетом что угодно, да и во всём мире кое-что могли сделать, прямо из кабинета же. Сканирование эмоционального состояния и «детекторы лжи» для посетителей были встроены в предметы обстановки ещё много лет назад. Ну, а куда деваться – работа такая, а люди, знаете ли, разные заглядывают.

Однако с нынешним посетителем всё это было не нужно, и когда дверь открылась, впуская в кабинет Тихона Святославовича Цветкова, руководителя Администрации Президента, Матвей Юрьевич лишь дал привычную команду максимальной конфиденциальности разговора.

Тихону Святославовичу было тридцать пять, и он последовательно настаивал, мол, называйте Тишей и можно на «ты». Но вот в этом-то Матвей Юрьевич искренне предпочитал «по-старому», и вернувшейся моде «меньше ты-кать» искренне радовался.

– Прошу вас, Тихон Святославович, располагайтесь, – помощник Президента указал на диван у окна, который вполне подходил высокому и грузному гостю, а сам расположился в кресле напротив. Они уже виделись утром, и второй раз за день приветствовать рукопожатием было бы лишним. – Чаю или кофе? Или плюшек? А-а… Конечно, по глазам вижу! – Матвей Юрьевич заговорщицки улыбнулся, и через несколько секунд на столике у дивана образовалась миска с орешками.