Герман Фальк - Третий Шанс [litres самиздат]

Но вот три года назад о «голубых» и «розовых» вдруг стали потихоньку вспоминать, вернулась забытая аббревиатура ЛГБТ, в СМИ к представителям секс-меньшинств стала появляться некоторая лояльность, а в обществе вновь возникла дискуссия. Были те, кто такое допускал, мол, какой смысл отрицать, что и так уже есть и никуда не денется. Другие принимали явления, но сдержанно. А были и такие, кто осуждал, причём агрессивно и яростно, и таких было много. Не та ситуация, конечно, чтобы расколоть общество, но дискуссии велись, и всё больше и больше, и уже не только в частном обиходе, а и на публике. Официальная же позиция государства так пока и не была озвучена.

Это была экскурсия в долину гейзеров на Камчатке. Двести тридцать восемь геев, включая троих экскурсоводов. Утром они высадились с пингов и разбили лагерь на достаточном расстоянии от всего, что могло представлять опасность, недалеко от озера, образовавшегося в 2007-м из-за схождения селевого потока на реку Гейзерную.

Гейзеры взорвались неожиданно. Никто так и не понял, что произошло. Только что перед глазами была картинка будто из экскурсионного фильма, и вдруг со всех сторон ударили потоки раскалённого пара! А потом и озеро вспучилось фонтаном, безжалостно поливая мечущихся людей кипящей водой и грязью!

Сигнал в МЧС пришёл сразу же и был передан непосредственно министру. Министр в тот момент находился в отпуске, да ещё и после очень активного дня его не сразу удалось разбудить. Он быстро распорядился выслать спасательную экспедицию из ближайшей к месту трагедии базы МЧС и опять лёг спать. Но как раз в это время на этой самой базе шли регламентные работы, большинство личного состава было распределено по другим базам, а техника в основном стояла на профилактике, и помощь оттуда выслать быстро не удалось.

По случайности, которую лишь с грустью можно назвать счастливой, заместитель министра Федоренко оказался на базе в Магадане. Сообщение о трагедии было продублировано и ему, и он, не дожидаясь приказа или дополнительного оповещения, поднял личный состав по тревоге и лично возглавил спасательную операцию. Все, кто тогда несли службу на базе, навсегда запомнят тот день. Быстрые и чёткие приказы, безупречная организация, практически молниеносный анализ ситуации и выбор единственно правильного спасательного сценария. Заместитель министра в очередной раз подтвердил свою репутацию высочайшего профессионала, которого не испортила «штабная» работа.

Удалось спасти сто девяносто три человека. Из них над двадцатью тремя Василий Никифорович лично, укрывая от уже стихавшего горячего дождя, раскинул оранжевые МЗШ-23, мобильные защитные шатры с радиомаяками, а потом помогал укладывать пострадавших на носилки, а потом опять искать-искать-искать. Не доверяя ни дронам, ни молодым и менее опытным сослуживцам. Он шёл на стоны и крики, шёл на запах, благо современные защитные костюмы можно настраивать соответствующим образом, шёл просто куда подсказывала интуиция. И успокоился, лишь когда спасли всех, кого можно спасти, и нашли всех, кого уже нельзя. А потом транслировал в широкий диапазон: «Спасательная операция завершена. Всем спасибо». И улетел в Москву.

История мгновенно получила широчайший резонанс. Видео со спутников транслировалось в сеть онлайн, а первые журналисты на месте трагедии появились уже через час после бригады МЧС.

Министру, который неоднократно гневно высказывался о секс-меньшинствах, припомнили это и широко растиражировали его слова. Журналисты однозначно увязывали «прохладное» отношение министра к спасению геев (ну надо же – отдать приказ о спасательной операции временно расформированному подразделению МЧС, да ещё и лечь спать сразу после этого!) именно со взглядами его на секс-меньшинства.

Ну, а генерал Федоренко стал героем. Не только сюжетов в СМИ, посвящённых трагедии и зафиксировавших каждый шаг, каждое движение заместителя министра. На какое-то время он сделался символом настоящего «боевого генерала на, казалось бы, мирной работе».

Через несколько дней агрессивной кампании в СМИ министр был вынужден подать в отставку, и Президент, идя на поводу у этой же кампании, отставку принял. Предложение занять пост министра, разумеется, было сделано Василию Никифоровичу Федоренко.

* * *

Первый раз покурить Коле удалось через месяц после прибытия на «Джульетту». В течение последующих двух недель он научил курить Билла, Берни, Хоанга и, кто бы мог подумать, Азуми. Ещё через две недели курящих насчитывалось полтора десятка человек – почти половина личного состава базы.

А дело-то оказалось нехитрое. Пищу, одежду, предметы утвари и обихода на «Джульетте» изготавливали на уже знакомых 3D-принтерах. Как выяснилось, в глобальной сети в свободном доступе висели программы для изготовления сигарет, а на базе имелись необходимые ресурсы, да и требовалось их немного.

Самым сложным оказалось выполнить приказ «не выделяйся». Пришлось подстроить так, чтобы Берни якобы случайно застал Колю, с интересом рассматривающего динамическое изображение курящего человека. Ему Коля сообщил, что курить пробовал несколько раз, что, если не затягиваться и курить редко, то дело почти безвредное, зато, если табак с правильными ароматическими добавками, это вкусно. Потом вздохнул и перелистнул страницу.

Берни был африканцем. Самым настоящим, ростом два метра, c чёрной лоснящейся кожей, чёрными как уголь кучерявыми волосами и пухлыми губами. Удивляло, как он, проведя на «Джульетте» три года, оставался живым, энергичным, любознательным и открытым. Он был специалистом по двигателям, поэтому у него хватало работы, но оставалось и много свободного времени.

Когда Коля явился на ужин, Берни уже выходил из столовой. Коля улыбнулся и жестом изобразил курящего человека. Берни в ответ тоже улыбнулся. Элли засекла безмолвный обмен знаками, но Коле ничего не сказала, а вот с Берни, судя по всему, пообщалась. В итоге уже через час были изготовлены две сигареты. Место покурить с хорошей вытяжкой и с соблюдением требований пожарной безопасности нашлось быстро – в маленьком холле утилизационной шахты. Собрались втроём, по-заговорщицки – Элли, Берни и Коля. Элли курить не намеревалась, но на приобщении Берни и Ника (так его звали на базе) к этому процессу настаивала с энтузиазмом. В общем, собрались. А потом ещё час искали источник открытого огня.

О событии практически сразу стало известно всему персоналу «Джульетты», и Франк-Мартин Шульце, директор базы, оказался в затруднении. С одной стороны, не пресечь такое было бы сложно, понятно, почему. С другой – уставу базы такая выходка не противоречила, и формальных оснований для запрета не было. А, если так можно выразиться, с третьей стороны, любые приказы директора базы были обязательны для исполнения, поэтому формально запретить курение на борту он мог. Наверное, ему вообще вникать в это не хотелось и, судя по его совсем неактивному поведению, которое читалось во всём, от медлительности принятия решений и частой невнятности таковых до вялой походки, он столь же вяло внутри себя колебался, реагировать ли на выходку вообще. Франку-Мартину было под восемьдесят, и жил он на «Джульетте» уже без малого десять лет.