Герман Фальк - Третий Шанс [litres самиздат]

Встреча состоялась во Вьетнаме, в Сайгоне. Солнце палило нещадно, в былые времена на улице было бы градусов под сорок. Однако центр города мягко проветривался воздухом приятной температуры, а добавленные в него дерматические молекулы предохраняли глаза и кожу от чрезмерного воздействия солнечных лучей. От этого возникало ощущение лёгкой потери связи с реальностью. Там, где жил Дмитрий, такие технологии не использовались. И теперь палящее солнце, делающее всё, на что попадали его лучи, очень ярким и непривычно красочным, а тени зданий и деревьев резкими, совершенно не совпадало с ощущениями. Вот видишь такую картинку и ожидаешь зноя, а тебе просто очень хорошо.

Сайгон за последние пятьдесят лет дважды перестраивали. В первый раз из него сделали высокотехнологичный город, который оказался комфортным для жителей и гостей, но слишком уж утилитарным. А двадцать лет назад снесли почти всё, оставив лишь несколько исторических зданий, построили заново, и город стал очень «вьетнамским», со множеством национальных акцентов в архитектуре. Только вот с бонсаями, кажется, перестарались – их всегда в поле зрения находилось минимум три.

Улицы стали широкими, но не совсем ровными, как будто архитектор совсем не любил прямые линии, и вместо привычной для европейских городов травяного покрытия здесь был утрамбованный грунт. Едва тёплый, приятный, пружинящий: по нему хотелось бегать босиком.

И повсюду – толпы вьетнамцев в треугольных соломенных шляпах, на велосипедах. Многие взмокли от пота: видно было, что приехали из-за города, где нет регулировки климата и где действительно плюс сорок. И вот никак не изживается многовековой уклад вьетнамских деревень, несмотря на все усилия правительства. Все те же рисовые поля, и шелкопрядные фабрики, и рыбная ловля с корабликов с драконами на носах. И архаические обычаи, всё ещё включающие деревенский самосуд.

Хотелось погулять или посидеть на улице, но встречались адвокат и шпион в номере отеля.

– Мистер Фоли! – Дмитрий вежливо склонил голову.

– Мистер Смирнов! – ответный полупоклон был столь же любезен. – Пожалуйста, проходите. Искренне рад вас видеть.

– Это взаимно, мистер Фоли.

– Позволите предложить вам чаю?

А Фоли остаётся англичанином! Пять часов вечера, конечно, чай, куда ж без него. Дмитрию, по правде сказать, такая приверженность традициям была приятна. История отношений Великобритании и России не изобиловала долгими периодами дружбы, может, таковых и не сыскать вовсе, конфронтации в этой истории было куда больше. Однако английскую культуру в России заслуженно уважали почти во все времена, да и по сей день уважают. Англичане же давно научились обращать свою культуру в деньги, впрочем, не в ущерб оной.

– Было бы замечательно. Храните верность исконно британским укладам? Это внушает уважение.

Фоли грустно усмехнулся.

– Как вы догадываетесь, мне приходится проводить много времени вдали от моей страны. А умеренное следование традициям помогает сохранить идентичность.

– Ну да. Неумеренное вас бы выдало.

Фоли налил адвокату чаю и немного подтолкнул в его сторону блюдо с печеньем.

– Угощайтесь, мистер Смирнов. Классические британские бисквиты.

– Благодарю вас. И очень ценю ваше гостеприимство.

– Английское гостеприимство, – Фоли расхохотался.

Дмитрий прищурил глаза и пристально посмотрел на собеседника.

– Хорошо-хорошо, – Фоли продолжал смеяться, однако взгляд его сделался серьёзным, – до этого дойдём. А нынешняя миссия действительно для меня необычная. Можно оставаться англичанином. Вот ещё бы путешествовать под настоящим именем, так ведь не во всякое место пустят.

– Необычная миссия, – согласился Дмитрий.

– Помню нашу первую встречу, – вдруг сменил тему Фоли. – Признаюсь, удивили. Несмотря на тот конфуз, приятно иметь с вами дело. Это не только о вас лично.

– Мы также искренне рассчитываем на не меньшее удовольствие от сотрудничества.

– Вам удалось посмотреть наш сериал? На мой взгляд, получилось то, что требовалось.

Дмитрий похрустел печенькой и кивнул.

– «Друзья Его Величества». Прекрасный первый сезон! Мы уверены, что в нужное время он произведёт правильный эффект.

– В нужное? – Фоли нахмурил брови. – Это… когда?

Дмитрий вздохнул, взял свою чашку, поднялся и подошёл к окну.

– Когда сложится.

– Пожалуйста, мистер Смирнов. Давайте будем откровенны. Иначе мы ничего не достигнем.

– Хорошо, – Дмитрий кивнул и выдержал небольшую паузу. Решил начать с восьмидесяти процентов правды. – Религиозное движение «Чистота и честь» производит огромный социальный эффект. Люди объединяются в религиозные общины. Это вам наверняка и без нас известно. Но вот чего вы можете не знать: общины готовятся к тому, что они называют самообороной от произвола вероотступников. Мы видим в этом зарождение ячеек экстремисткой организации. Боевые офицеры массово выходят в досрочную отставку и присоединяются к таким общинам в качестве инструкторов. Всё это развивается очень быстро. На это накладывается постоянная пропаганда якобы чистой веры. Ещё немного, и её будут интерпретировать как призыв к насилию в отношении вероотступников. Идеология сконструирована таким образом, что она, во-первых, дискредитирует власть, как духовную, так и светскую, а во-вторых, позволяет идеологам достаточно гибко назначать цели для атаки. Врагом веры может оказаться и конкретный человек, и социальная группа, и даже явление.

– Или научное или техническое достижение, – мягко проговорил Фоли.

– Или предмет или направление искусства. Выборочно. По мановению дирижёрской палочки.

– Православный экстремизм… – произнес Фоли задумчиво и откинулся на спинку кресла. – Это что-то новое.

Дмитрий вздохнул.

– Хорошо забытое старое. Только весьма усовершенствованное и оттого более страшное.

Фоли, продолжая сидеть в расслабленной позе, прикрыл глаза.

– Мистер Калинкин считает всё это своей ошибкой, – осторожно предположил англичанин. – Возможно, так и есть. Он же у вас в России отвечает за внутреннюю политику. Отвечал. Не сочтите за неделикатность, но движение возникло при его попустительстве.

– Наверное, так есть, – согласился Дмитрий. – Калинкин полагает, что в соответствующее время не проявил достаточной жёсткости. Только, знаете, в России есть два главных вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?». Мы , – Дмитрий интонацией выделил местоимение, – предпочитаем сначала отвечать на второй, а потом возвращаться к первому.

Фоли выпрямился в кресле и сделал глоток все еще горячего чая.

– А первый вопрос не так плох. Думаю, мы могли бы вам здесь помочь.

– Вы о Ходыреве? Да, мы знаем, что он организатор всего этого.