Герман Фальк - Третий Шанс [litres самиздат]

Кельт легко выпрыгнул из истребителя, но стоял поодаль, не мешал старым друзьям насладиться встречей. Ник осторожно, с опаской, подошёл и нерешительно ткнулся носом Коле в бедро, как бы размышляя, признавать ли, тот ли самый, что был тогда.

– Ну здравствуй, дедушка Кеша, – сдавленно прошептал Коля. – Сто лет не виделись.

– Да как будто и впрямь сто, – согласился профессор. – Пойдёмте в дом полдничать.

– Добрый день, Иннокентий Аристархович, – подал голос Кельт. – Фёдор Пекинович, – вежливый короткий поклон повару. – Прошу покорно меня извинить, однако вынужден откланяться. Дела-с.

– Давай, Серёжа, – мягко улыбнулся дедушка Кеша, – раз надо, так надо. Хотя, жаль, конечно, давненько мы просто так за чаем не сиживали.

– И мне жаль, – согласился офицер. – Как-нибудь в другой раз обязательно. Честь имею!

Он запрыгнул в «Грифон», и тот с рёвом взмыл в воздух и скрылся в облаках.

Зашли в дом. Фёдор Пекинович суетился, подавая угощение, старался молчать, однако же без умолку болтал о том – о сём: и как Коля возмужал, и сколько воды утекло, и как к блинам непременно маслица надо… А Коля тихо улыбался, и уже становилось невозможно сдерживать слёзы.

– Василиса умерла, – вдруг ни с того ни с сего произнес Коля. О чём думал, о том и сказал, оно же внутри так и сидело.

– Да, знаю, – тихо проговорил дедушка Кеша. Тихо, но сухо, по-мужски. – Очень жаль, Коля. Хорошо хоть свиделись. Я слышал, правнук у тебя остался? Привози его сюда в следующий раз.

– Вместо Бриза никого к вам не прислали охранять? – неожиданно спросил Коля невпопад. Да просто столько всего нужно узнать. Уже не различаешь, что важно, а что не очень, что наперёд, а что потом.

– Да разве ж дадут спокойно уединению предаться… – профессор вздохнул. – Прислали. Скоро прибудет из увольнительного. Василий Юлианыч, фамилия Чалдон, она же и позывной. Старый вояка. Да и вообще хороший мужик… – Он оборвал фразу и опять вздохнул.

А блины были вкусные! Коля с самого утра ничего не ел, как-то не до того было, тяжкий выдался день – сначала просто волновался, потом убивать готовился, эвакуация, база «Дельты», разговоры всякие, про Василису сообщили, Алешу привезли. В общем, пообедать не успел. А тут блинчики только с плиты, икорка, курочка поджаренная.

– Пекиныч, – крикнул Коля вслед скрывшемуся в очередной раз на кухне повару, – а сосисок нет?

Пекиныч тут же возник в дверях, угрожающе помахивая сковородкой, и отрицательно покачал головой.

– Эх, – Коля откинулся на спинку стула, – знали бы вы, какие на Уране сосиски!

– Ну так расскажи, – спокойно проговорил профессор. – Времени-то у нас довольно. Хоть до утра.

Они говорили, перебивая друг друга, обо всём, потом вдруг замолкали, потом опять говорили. Коля разок выбежал покурить, а Пекиныч вышел с ним просто постоять. И опять разговоры, разговоры…

К десяти вечера плавно перешли к ужину.

– Над чем сейчас работаешь? – поинтересовался Коля, чтобы сменить темы, неизбежно вызывавшие неловкое молчание, иногда вздохи, а то и слёзы.

– Да, – профессор махнул рукой, – так, прикладными штучками всякими. Пора и отдохнуть от высокой науки. Вот Ли Сы искусственным интеллектом увлёкся. Куда прёшь, говорю, дурень! Ни черта ж не выйдет! А он ни в какую. Мол, выйдет, вот увидите.

– Искусственный интеллект… – Коля задумался. – Это… это ж… это типа… а зачем это?

Иннокентий Аристархович поднялся, прошёлся взад-вперёд.

– Юношей движет научный интерес, что, безусловно, похвально. Ни о прикладной, ни об этической стороне вопроса он не задумывается.

– Ну так, дедушка Кеша, это же опасно! Сколько фильмов было про, ну, там, восстание машин, терминаторы всякие и всё такое…

– Не бери в голову, Коля, – профессор опять уселся на стул и улыбнулся. – Ни черта у него не выйдет. Искусственный интеллект не-воз-мо-жен. Клонировать человека получается, но клонирование запрещено… пока. А чтобы вот так личность с нуля – нереально. Даже теоретически.

Коля немного напрягся, выпрямился.

– А почему клонирование запрещено?

– Как раз по этическим соображениям. Человек уникален. Каждый. Богом или природой, тут уж решай, что тебе ближе, человек создаётся в единственном экземпляре. Каждый индивидуален, неповторим. И общность наша состоит из таких уникумов. Оттого и в мире баланс. То одна сила побеждает, то другая, и лодка покачивается, но воду бортами не черпает. А разреши клонирование, и такая качка начнётся, что как бы вверх килем не оказаться! – Было видно, что рассуждает об оной теме профессор не впервые и с удовольствием. – Давай вот отметём клонирование лучшего в мире воина на стороне одной армии, этот пример и так очевидно свидетельствует об опасности нарушения баланса. Давай по-другому. Что была бы за жизнь, если бы состояла только из радости, без трудностей и переживаний? Если б душа не работала, а только умилялась?

Коля задумался.

– Ну, неправильно это было бы… – пробормотал он. Интуитивно он резон в рассуждениях профессора чувствовал, но вот так сходу сформулировать не мог.

– Да на поверхности ответ, Коля, – профессор вздохнул. – Общество эволюционирует, в этом природа человеческого общежития. Так заложено. Общество, как организм, растёт, развивается, только, в отличие от организма, ещё и самовоспроизводится, потому и существовать может теоретически вечно. А застой приведёт к деградации, в итоге – к исчезновению. Общество живо, когда в нём и хорошее, и плохое, и радость, и горе, и день, и ночь, и сумерки. Так вот представь, что двое мужчин любят одну женщину.

Коля представил. Легко.

– А теперь, – продолжал дедушка Кеша, – вообрази, что эту девушку клонировали, и каждому осталось по одной, и ещё одну можно в запас, ещё кому-нибудь, потому что женщина, судя по всему, хорошая.

Коля вообразил на секунду и ужаснулся.

– Ну что, всем счастье? – ехидно прищурился профессор. – Они там каждый порадуются друг за друга или ревновать будут? Или кто-то один? Представь, что вот таким образом мы всех осчастливили, весь мир…

– Да бред какой-то… – Коля встряхнулся, пытаясь привести мысли в порядок. Вот денёк-то!

– А ты бы, кстати, какую хотел в такой истории – настоящую или клон? Давай уж по-живому – какую тебе, а какую Дельфину?

Коля зажмурился, как будто от боли. Это действительно было по-живому. И боль была настоящая.

– Чего задумался, Коля, они же одинаковые! И это только одна маленькая бытовая картинка. Представь другую. Наштамповали мы с тобой Пекинычей несколько сотен, чтоб в каждый дом, где желают, себе такого заимели. И нет уникального Пекиныча! Есть несколько сотен неуникальных. А вот тебе пример пожёстче. Давай поговорим об инстинкте самосохранения. Вообще, как думаешь, зачем он? Вспомни, как герои шли на смерть, а трусы предавали, как родители оберегали детей, а любимые друг друга… Продолжить? Представь, что этого нет. Погиб ребёнок, унесло его, когда он на опасной лодке к водопаду сплавлялся (ну вот захотелось чаду покуражиться). Не беда, к вечеру изготовим идентичного трёхдневной давности, когда сканировали крайний раз. Продолжать, Коля? – дедушка Кеша перевёл дыхание и заговорил уже спокойно. – Изменится мораль общества. Мир станет другим, совсем другим. Можно сколько угодно приводить аргументов «за», но какой мир мы получим в итоге, никто предсказать не в силах. И у нас, у общества, срабатывает инстинкт самосохранения, потому что мы боимся неизвестного.