Татьяна Замировская - Смерти.net [litres]

– У тебя не возникает вопроса, где дверь и как ее найти, если ты уже подключена к контексту, в котором эта дверь – сама собой разумеющаяся штука, выход, метафора выхода, код, что угодно. То же самое и с телефонными будками, камнями, ящичками (я нехорошо посмотрела на Лину-2: какими именно ящичками, Лина? маленькими? наполненными письмами ?), любыми объективными вещами. Когда ты понимаешь, как расположено существование вещи во времени, ты сразу видишь, где нужная тебе точка. Ты не можешь ее не видеть.

– Откуда ты это знаешь? – спросила Лина-1.

Лина вытянула руку и показала тонким длинным указательным пальцем на кактус, стоящий на подоконнике.

– Выменяла на кота.

Оригинал кактуса – если уместно так говорить, ведь этот кактус и был оригинальным – стоял на подоконнике в кабинете директора по маркетингу и коммуникации музыкальной школы. Именно в этот кабинет регулярно заходила рыжая девушка с седыми прядями: приносила отчеты, садилась, молчала, пока директор спутанно отчитывал ее, сально глядя куда-то в область ее тонкой, синеватой шеи. Девушка смотрела на кактус, наполняя его своим ужасом и отчаянием. Потом, когда она умерла от совиного гриппа и ее дубликат активировали, спустя некоторое время этот кактус ужаса оказался на ее собственном подоконнике. Особой любви к нему девушка не испытывала, поэтому обменяла на аукционе на кота.

– Фактически я ее обманула, – сказала Лина. – Кота признали объективной вещью, потому что бабка его слезами облила в своей клеточке, тут самый бездушный поверит. На самом деле кот – дубликат. Следовательно, особой радости ей он не доставит. Более того – странно, что он до сих пор не сбежал. Скоро сбежит. Я уже седьмой раз кота вымениваю на вещь, и кот всегда возвращается – день, два, ну, неделя максимум. Умный кот, просто отличный. Да, неприятно обманывать людей – тем более после этой истории с кактусом. Но мне нужны вещи.

– Это она тебе рассказала про кактус и всю свою жизнь? – спросила я. – Когда она успела?

– Не рассказывала она мне ничего, – ответила Лина. – Я сама все узнала. Про совиный грипп и дату смерти посмотрела в аукционных архивах, там же есть данные всех участников. А почему посмотрела – потому что кактус этот, мать его.

С помощью особой техники, объясненной ей кураторами из реального мира (я не могу сейчас на этом подробно остановиться, так что предлагаю считать метафору про телефонную будку если не рабочей, то как минимум создающей то, что сработает потом, когда я дойду до момента, где буду не собакой, но диктатором. что-что? да, я это сказала), Лина довольно быстро научилась становиться кактусом. Поначалу это была просто унылая статика пребывания кактусом, но со временем у Лины получилось быть кактусом неделю назад, месяц назад, год назад. Выяснилось, что девушка – преподавательница по классу фортепиано и флейты, странно так все закручено: кончики ее пальцев, которыми она однажды, будто желая сделать себе больно (а она желала), коснулась верхушки кактуса, указывали и на флейтовые пропуски пространства, и на тугие фортепианные молоточки – стертые подушечки, зевающие трещинки недолеченной экземы, желтеющий песочный ноготь, никакого маникюра, хочется быть некрасивой. Директор по маркетингу как-то положил огромную, со свиной бок размером, лежалую несвежую бескостную ладонь ей на плечо, рассказывая что-то про эти родительские анкеты, отчеты, сборы и налоги, и задержал, не убрал, и тревога девушки передалась, вибрируя, стулу, столу, стене и кактусу. Опасное, неприятное, гадость, такая тонкая ключица, словно из сахара (хочется пососать, пока не истончится до липкой лужицы), хлопковая серая рубашка напитывается жженым потом. Вода, которую подливает он в шероховатую пыльную почву, вся напитана ее страхом, как если бы кого-то тошнило невидимой, но тяжелой, как свинец, паникой прямо в водопроводную воду сквозь кран: это могло бы выглядеть, будто пьет, но ровно наоборот – присосавшись белыми губами к крану, выпускает в него ужас навсегда, такое облегчение, но не легче. Кактусу тоже было не легче, но, когда девушка уезжала в отпуск, всегда цвел – и это было облегчение, отсутствие зияющей щели чужой боли в земле под твоими корнями. И земля под твоими корнями, и земля под твоими корнями. Мокрая щелочная тля, 23 августа чей-то день рождения, от экрана лэптопа исходит терпкий утренний пар. Быть кактусом – это как не спать всю ночь перед экзаменом на первом курсе, а потом рано утром выйти на улицу в ларек-ночник, в шесть майских рассветных ноль ноль, и ощутить тот самый кислый бумажный привкус во рту и выше – до самой изнанки черепа, и понять: этой ночью закончилась какая-то важнейшая глава в жизни, а заметить это невозможно, потому что некоторые вещи замечаешь только во сне. Вода несет в себе сон, вода несет в себе страх, переполили кактус. Переполили, и подгнил. Как глупо воевать с братьями по оружию – песня такая была, старая. Все, все впитало поганое растение.

– Господи, – сказал А. – У меня слов нет. У тебя вышло хоть что-то передать через кактус этот чертов?

– Я не сразу поняла, как в этом случае может происходить работа коммуникации, – сказала Лина. – Но потом догадалась. Она вернулась из отпуска, снова очутилась в кабинете с этим, один на один. И я закрывала и открывала цветок. Всякий раз так делала, когда она приходила. Когда я поняла, что она знает, что я знаю, что она знает, я сообщила ей: грипп, через год, до Хэллоуина не доживешь. И она пошла и скопировалась, потому что очень испугалась.

– И потом увидела эту срань на подоконнике?! – заорала я. – Еще бы. Я бы тоже от такого избавилась.

– Только вот я не вижу никакой практической пользы в передаче таких сообщений, – сказала Лина. – Допустим, я предупредила ее, она умерла и скопировалась. Потом к ней попал этот кактус, она его обменяла у меня на кота, я получила кактус, передала ей сообщение, благодаря которому она скопировалась. Замкнутый круг. Смысла нет.

– Ой, есть, – сказала я. – Еще какой смысл.

– Ее убили, – сказала Лина Лине, указывая на меня.

– Ужас какой, сочувствую, – ответила Лина Лине, потом перевела глаза. – Мне так жаль. Больно было?

– Нет, нормально.

– А кто убил? – спросила Лина.

– Я, – ответил муж.

– Почему?

Муж пожал плечами.

– Убивают не по какой-то причине, – сказала я. – Никто никогда не делает ничего такого, чтобы за это можно было убить!

– Короче, ей нужно выяснить, что случилось и почему, – объяснила Лина Лине.

Лина посмотрела на мужа, потом на меня.

– Я похищенный дубликат, который еще не убил, – быстро сказал муж. – Меня скопировали до того, как я ее убил. Так что у меня тоже есть живой оригинал и прототип! Может, мы с тобой в тюрьме в соседних камерах сидим.