Карин Тидбек - Аматка [ЛП]

Лед уже давно как треснул. Ваня достала из холодильника остатки вчерашней еды и разогревала их на плите. Кофе заваривался. От ее одежды доносился запах Нины.

По лестнице кто-то спускался, ступая медленно и тяжело. На кухню с запиской в руке вошла Нина. Она молча села за стол. Ваня сняла кастрюлю с огня и вынула из Нининых пальцев записку.

Я знаю, ты в это не веришь, но они собираются забрать меня и сделать мне операцию. Я выйду на лед. Не рассказывай детям, что я сделал. Им не следует об этом слышать. Прости.

У Нины сморщилось лицо, она закрыла глаза кулаками.

— Я не могу. Я не могу туда пойти.

Ее тело напряглось так, что дрожало.

Ваня обняла Нину со спины и прижалась щекой к ее щеке.

— Я схожу.

Улицы в сером свете были почти пусты: для шестодня еще слишком рано вставать. Двигались только тени ночных огородников на стенах теплиц. Проходя вдоль водовода к озеру, Ваня уловила звуки поливочных разбрызгивателей. Жесткая трава билась об ирригационный трубопровод. Ваня остановилась — на краю поля зрения появился незнакомый контур. Он стоял далеко в тундре — длинный и тонкий, с загнутым верхним концом. Ваня прищурилась. Он походил на такую же трубу, как те трубы, целую группу которых она видела прошлой ночью. Возможно. Она медленно обвела окрестности взглядом и насчитала один, два, три стройных силуэта на горизонте, который до сих пор неизменно отличался ровностью и невыразительностью.

Ваня нашла туфли Ивара среди камней на пляже, а его пальто у кромки воды. В удалении среди волн она увидела округлые очертания спины. Несмотря на то, что волны казались легкой рябью на поверхности, тело быстро дрейфовало к берегу. Ваня сделала пару шагов в воду, резко втянув воздух оттого, что в ее ботинки хлынул мучительный холод. Она заставила себя двинуться вперед. Пройдя всего лишь считанные метры, она оказалась в воде по середину бедер. Она задохнулась, когда холодом ей обожгло ноги, но теперь тело было достаточно близко, чтобы она могла ухватиться за бледно-желтый свитер. Ваня подтянула его к себе и схватила под мышки. Только вытащив тело из воды наполовину, она перевернула его.

Ивар вышел на лед, одетый в одно нижнее платье, и озеро под ним растаяло, уронив его в леденящую воду. Теплые тона его кожи побледнели. Глаза Ивара были полуприкрыты, открывая проблеск карей радужки. Ваня присела рядом с ним. Она сняла рукавичку и ласково провела по его щеке, холодной и неподатливой. Его непрестанно насупленное лицо разгладилось, губы слегка приоткрылись, словно во сне. Но самого Ивара там больше не было. Ваня осторожно оттащила его от воды. При всей худобе тело его весило изрядно. Она принесла пальто Ивара и накинула на него. Пальто не хватило, чтобы покрыть и голову, и ступни, поэтому она выбрала ступни. Замерзшие ноги были хуже всего.

— Я сходила и посмотрела. — Ваня заправила под него края пальто. — Я собиралась сказать тебе сегодня утром. Что ты не сумасшедший, что там, внизу, что-то есть.

От слов у нее разболелось горло.

— Если бы ты еще чуточку подождал! — Она погладила его по щеке. — Я пойду за помощью. Тебе не придется оставаться здесь.

На онемевших ногах Ваня пошла обратно к Аматке. Когда она почти дошла, то поняла, что на Иваре ни шапки, ни перчаток. Ему будет холодно.

Нет. Не будет.

В клинике два санитара провели ее в смотровую, где раздели и закутали в теплые одеяла. Похоже, они не удивились тому, что она нашла в озере.

— Ну вот, опять, — сказал один из них. — Мы пришлем кого-нибудь за ним.

— Я должна сообщить нашим соседям, — сказала им Ваня.

Они записали ее адрес. Ване никуда не дали идти, пока не убедились, что она цела и невредима.

Наконец через три часа они ее отпустили. Нина все еще сидела на кухне за столом и больше не плакала.

Она взглянула на Ваню отсутствующими глазами.

— Они тут были.

— Мне пришлось задержаться в клинике. Это из-за холодной воды, я заходила в воду, чтобы достать его.

Нина кивнула. Они помолчали: Ваня у двери, Нина за столом. Наконец Нина отодвинулась на стуле. Она монотонно и хрипло проговорила:

— Что же, он наконец пошел и сделал это. По крайней мере, теперь мне не нужно гадать, когда это случится. Ох, идиот. Я долгие годы видела, как к этому шло. — Она подошла к плите и стала варить кофе.

Ваня села и стала смотреть, как Нина моет посуду, а затем яростно оттирает стойку и плиту. Нина убиралась и рассказывала. Она рассказывала о тихом мальчике, который стал меланхоличным, но добрым юношей, который превратился в медленно угасающего Ивара последних лет.

— Они перепробовали все, — говорила она. — Медикаменты, светотерапия, психотерапия. Шок. И он в лучшем случае… функционировал. Мог встать с постели, одеться, поесть. Мог пойти на работу.

Она перестала утирать щеки. По ее лицу то и дело текли новые и новые слезы, капая на свитер.

— Может быть, в конце концов с ним все было бы в порядке. Но тут стряслось это. Или… может быть, он никогда бы не выправился. Может, он был неизлечим. Может, он просто сломался.

Последнее слово сопровождалось громким стуком отскребаемой сковородки, которая грохнулась о стол.

Ваня подлила им в чашки.

— Я проголодалась, — заявила Нина.

Она подошла к холодильнику и достала миску, потом взяла вилку.

Ваня привстала со стула.

— Дай, я тебе разогрею.

— Не стоит. — Нина механически отправляла в рот кусочки грибов и корнеплодов. — Рассказывай. Расскажи о чем-нибудь. Расскажи мне об Эссре.

Ваня принялась рассказывать ей об Эссре: прямоугольные здания теплиц, расходящиеся от центра; огромный офис коммуны, вместивший центральную администрацию; кольцевые улицы; толпы людей. Нина, глядя в стену, жевала и проглатывала. Когда чаша опустела, она ее отставила в сторону.

— Я знаю, ты что-то задумала, — сказала она. — С этим типом, Евгеном, с библиотекарем. — И, прежде чем Ваня успела ответить, продолжала: — Ты с ним трахаешься?

Ваня вздрогнула.

— Что? Нет!

— Отлично. Тогда чем вы занимаетесь?

— Мы разговариваем.

— О чем?

Ваня отвернулась к окну.

— Например… что случилось с Иваром, что под грибной фермой. — Она глубоко вздохнула. — Я вчера вечером уходила. Я спускалась в эту трубу. Чтобы доказать, что Ивар говорил правду. Я собиралась сказать ему сегодня утром. Но когда проснулась, его уже не было.

Ваня внутренне собралась и стала ждать ответа. Тишина так и тянулась, и она оглянулась на Нину. Нина, из которой словно выпустили весь воздух, откинулась на спинку стула, под ее глазами залегли голубовато-черные тени. Ярость сошла с ее лица, уступив место чему-то гораздо более ужасному. Когда она заговорила, ее слов было почти не слышно: