Бернар Вербер - Империя ангелов [litres]

– Не теряй на них время, – ворчит Рауль, – тебя ждет целая вселенная.

Наклонившись к моему уху, он шепчет:

– И вообще, смертные гораздо лучше выкручиваются без нас.

Мое тело перекроено пластической хирургией, я его отреставрировала, как реставрируют купленную с рук машину. Кузов, двигатель, приборная панель – все перебрано, переделано… Я снова в форме. Беспрерывно растираю кремы и мази по животу, бедрам, ягодицам. Опять становлюсь спортивной: плаванье, бег, растяжка. Постепенно беру под контроль свой аппетит.

А еще я снова посещаю фотостудии. Опять стала участвовать в рекламных кампаниях всяческих пищевых продуктов, вернулась одежда, джинсы и – наконец! – высокая мода. Классическая траектория топ-модели.

Я не только вернулась, а прыгнула выше головы, забежала дальше своих первых попыток. Падение в пропасть, последовавшее за первыми успехами, придало мне сил. Больше я не позволяю наступать мне на ноги. Научилась заставлять меня уважать.

Мой нынешний дружок – манекенщик. Мы с Эстебаном занимаемся одним делом, только он никак с этим не примирится. Ему стыдно позировать, стыдно дефилировать по подиуму. Он твердит, что делает это «до поры до времени».

Я выбрала его исключительно за физическую красоту. Он – красавчик-«латино». Я так ему и сказала: надоешь – раскушу тебя, как вишневую косточку. Такая перспектива его не оттолкнула, наоборот, еще крепче привязала ко мне. «Ах, Венера, ты одна меня понимаешь…» Мужчинами так просто манипулировать! Кажется, я уловила, как все они устроены. Женщине достаточно от них не зависеть, тогда у них возникает желание зависеть от нее.

В постели Эстебан – спортсмен, старающийся победить в забеге. Уж так старается, так старается! У меня даже есть подозрение, что он применяет возбуждающие средства. Все, что угодно, лишь бы доставить мне удовольствие. Сначала я пыталась его ободрить, но быстро поняла, что гораздо лучше оставить его неуверенность в покое. Мои запросы растут, и ему это нравится.

В конце концов, я этого заслуживаю. Мне семнадцать с половиной лет, и я великолепна.

Чтобы расслабиться, отдохнуть от атмосферы подиумов, я начала курить. Сигарета снимает напряжение, потребность в никотине заставляет устраивать себе моменты расслабления. Еще она примиряет. Мама тоже курящая. Только когда мы с ней вместе курим, даем друг другу зажигалку, у нас обходится без ссор.

Знаю, мать меня любит, но чувствую, что в глубине души она упрекает меня за уход отца. Все последующие ее романы заканчивались неудачно. Такое впечатление, что, едва положив на кого-то глаз, она начинает готовиться к провалу. Ее партнеры это, конечно, замечают.

Я должна избавиться от маминого влияния. К тому же на меня удручающе действует ее профессиональная траектория. В нашем ремесле она уже считается «старушкой», ее снимают только для каталогов почтовых продаж. Дома мама теперь глушит виски, ставя себе кассеты с фильмами ужасов. Не хватало брать с нее пример!

Похоже, я поняла правила нашего ремесла: в нем быстро поднимаются наверх и так же быстро падают, но чем выше поднимешься, тем больше шансов закрепиться наверху.

Мне надо забраться высоко-высоко. Стать Мисс Вселенной. Вместе с этим титулом я завоюю пожизненный пропуск в лучшие агентства топ-моделей и смогу заполучить и использовать любого мужчину, какого только захочу.

В питании я крайне аккуратна. Ем много овощей – это клетчатка, много фруктов для смягчения кожи, пью много минералки для вымывания сахаров и жиров.

Устный экзамен по философии на степень бакалавра. Вопрос: «Существует ли свобода мысли?»

Выслушав меня, экзаменатор сказал:

– Вы упомянули дзен, буддизм, даосизм… Но незачем искать примеры в Азии. Перечитайте Монтеня, Спинозу, Ницше, Платона, и вы убедитесь, что они все поняли.

Я нервничаю:

– В восточной мысли мне интересна ее склонность опираться на опыт пережитой духовности. Когда монах целый час остается неподвижным, чтобы добиться пустоты в голове, когда йог замедляет себе дыхание и сердцебиение, когда даосист хохочет до обморока, это не просто фразы, а приобретенный опыт.

Экзаменатор пожимает плечами:

– Да ладно, я вовсе на вас не сержусь.

Говоря это, он разглаживает воображаемую складку на своем шикарном пиджаке.

Чувствую, как во мне вздымается волна, грозящая меня захлестнуть. Внезапно высвобождается древняя ярость. Этот человек воплощает все, что меня возмущает с самого детства. Всех этих самопровозглашенных всезнаек, преисполненных самоуверенности и не желающих слышать ничего нового, способного поставить под сомнение их жалкое самосознание. У этого экзаменатора самодовольный вид человека, наделенного крохотной властью и намеренного пустить ее в ход, чтобы придать смысл его существованию. Глаза б мои таких не видели!

Я взрываюсь:

– Вы задали мне тему «существует ли свобода мысли», а сами ее запрещаете! Вы насмехаетесь над оригинальностью моих идей. Вас интересует одно: проверить, похоже ли мое мышление на ваше или способен ли я ему подражать.

– Ваше заблуждение прекрасно выразил Спиноза, сказавший, что…

– Ваше собственное мышление – всего лишь слабое подобие философии великих мыслителей, которых вы цитируете. А задавались ли вы вопросом, что думаете сами, если отвлечься от общепризнанных великих канонов? Приходила ли вам в голову хотя бы раз в жизни своя собственная мысль? Нет. Вы всего-навсего, всего-навсего… Я ищу худшее оскорбление. Вы – ксерокс!

Я выбегаю, хлопнув дверью. Впервые в жизни я позволил себе открытый бунт. Чувствую от этого отвращение к себе. Как этот серый экзаменатор умудрился заставить меня сорваться с петель?

Экзамен я завалил. Придется добиваться успеха в жизни без степени бакалавра.

Все больше чувствую себя «автономной крысой». Предпочитаю вывалиться из Системы.

Родители меня отчитывают. Им надоели мои причуды, моя лень. Мне предложены три варианта: бой, подавление, бегство.

Я выбираю бегство.

Назавтра я разбиваю свою копилку, считаю заработанное с продажи рассказов и уезжаю на поезде в Париж, взяв с собой только кошку Мону Лизу и компьютер. Ближе к вечеру нахожу студию на шестом этаже без лифта в районе Восточного вокзала. Девяносто процентов комнаты занимает кровать.

Мона Лиза бесится из-за отсутствия телевизора, скачет, как будто у нее истерика, указывает лапками на электрические розетки и на гнездо для антенны на случай, если я их еще не заметил.

Несколько дней без телевизора, и Мона Лиза впадает в прострацию. Она отказывается есть, отвергает мои ласки, больше не урчит, плюется при моем приближении.