Бернар Вербер - Империя ангелов [litres]

Все ли его эпизоды мне известны? Черт, ведь у меня еще могут быть на этой планете другие любимые, я могу написать другие книги, гладить других кошек. Паук это подтверждает: он залезает мне в ухо и там принимается отвратительно гудеть.

Дело, наверное, в моей врожденной нерешительности, но всякое желание умереть у меня прошло. Я извиваюсь и пытаюсь развязать узел. Поздновато спохватился, но в кои-то веки мне везет: из меня неважный мастер, поэтому лампу я подвесил тяп-ляп. Выскакивает болт, и я падаю. Следом за мной с потолка падает прямиком мне на затылок лампа и набивает мне болезненный синяк.

Ой!

Так или иначе, я остался жив. Этот опыт – действенная прививка от самоубийства. Сначала место укола – в моем случае это шея и затылок – сильно болит, но потом я говорю себе, что покончить с собой – худшая неблагодарность, признание своей неспособности найти применение этому великому дару по имени жизнь.

К тому же я чувствую ответственность перед своим детищем – книгой. Она издана, теперь надо ее защищать, презентовать, толковать.

Первое интервью берет у меня журналист, принимающий меня за специалиста по крысам, автора научно-популярного труда. Изредка меня приглашают на радио и на телевидение. Собеседники ограничились разглядыванием переплета моей книги, поэтому просят кратко пересказать ее содержание. Меня упрекают за невнятное изображение на суперобложке. Можно подумать, что это я его выбрал… Считаные статьи, где моя книга действительно обсуждается, появляются не в литературной рубрике, а в разделах «животные» и «наука». Один журналист вообще назвал меня старым американским ученым.

Никто не разглядел моего главного посыла: рассказать о людях, описывая поведение общественных животных. Я страшно разочарован. В тех редких случаях, когда мне предоставляют слово, задаются вопросы, не позволяющие мне толком объясниться. Меня спрашивают: «Какова продолжительность жизни крысы?», «Сколько крысят в одном помете?» и даже «Как эффективно вывести крыс?».

Мне бы так хотелось хотя бы разок подискутировать с философами, социологами, политологами, обсудить стандартные распределения ролей, трудности выхода из отношений по стандарту «эксплуататоры-эксплуатируемые-независимые-козлы отпущения»! Но единственный собеседник, которого предлагает мне одна из радиостанций, – специалист по инсектицидам, любезно перечисляющий химикаты из арсенала средств уничтожения моих героев! Какие здесь возможны дебаты? Остается надеяться только на чудо «сарафанного радио». Я больше ничего не могу предпринять в поддержку своей книги. Моя задача выполнена. Теперь нужно освободить голову. Как? При помощи телевизора, выпусков новостей.

Крис Петтерс изменился, перекрасил волосы. Он рассказывает, что в Арканзасе шайка школьников перебила из автомата кучу детей в школьном дворе. Тридцать один ребенок погиб, пятьдесят четыре ранено. Для подобных ужасов существует специальное слово – «амок». Убить максимум своих соплеменников, прежде чем погибнуть самому.

Новости всегда оказывают на меня успокоительное действие. Чужие несчастья заставляют меня забыть о собственных невзгодах, а еще подсказывают новые сюжеты. Крис Петтерс продолжает перечислять мелкие и крупные ужасы повседневности.

Скандал в банках спермы: множество женщин выбрало одного и того же донора – голубоглазого белокурого спортсмена Ханса Густавсона. Теперь он будет отцом минимум полумиллиона детишек. Ханс уверяет, что он был не в курсе успеха своей спермы и что сдавал ее только для оплаты учебы. Впредь он не будет разбрасываться своим генетическим материалом.

Легкое землетрясение в Лос-Анджелесе. По мнению сейсмологов, толчок мог быть спровоцирован частыми подземными ядерными взрывами.

Медицина: в России зафиксировано ранее неизвестное заболевание – рак пупка.

Метеосводка: неизменно хорошая погода.

Биржа: падение индекса Доу-Джонса.

Так-то лучше. Люди, дерущиеся за территории или за власть, напоминают мне крыс из моего романа. Я кошусь на свою книгу, лежащую на столе. «Крысы». Книга кажется мне волшебной, живой. Но теперь ей предстоит жить самостоятельно, без меня.

После нападения Криса Петтерса я попросила Ричарда чаще оставаться у меня. И сразу поняла, что значит жить под одной крышей с мужчиной. Все мелкие недостатки Ричарда, которые он успешно скрывал, теперь бросаются в глаза.

Я знала, что мужчины – эгоисты по своей природе, особенно это относится к самовлюбленным актерам, но не подозревала, что они превосходят этим даже манекенщиков.

Ричард – наркоман. Уже с утра, за кофе с круассанами, у него острая потребность втянуть дорожку кокаина. Жить без этого не может. Ему нужна все более солидная доза. Он говорит, что это улучшает его актерскую игру. Так или иначе, от этого жестоко страдает наш семейный бюджет.

Но когда он рассказывает про кино, голова начинает кружиться у меня. Съемочная площадка кажется мне гораздо более привлекательным местом, чем фотостудия. Он потчует меня невероятными историями про режиссеров, устраивающих потасовки с операторами из-за неверно выставленной камеры.

Зрители считают, что актеры умнее нас, топ-моделей, потому что произносят придуманные авторами диалоги, тогда как мои высказывания в интервью, как я сама осознаю, довольно ограниченны. Жаль, я не училась всерьез, учеба как-никак расширяет кругозор и углубляет мысль. Когда мне задают вопросы, я жалею, что в углу не сидит лысый очкастый сценарист, диктующий ответы.

Если начистоту, в частной жизни Ричард совсем не такой умник, как на экране. Нотр-Дам для него – декорация на диснеевской студии, Париж – город в Техасе.

Ричард не знает, где находится Португалия, а где Дания, и не желает знать. Родной Кентукки он покидает только для того, чтобы поиграть мускулами в Голливуде. То, что эта деревенщина превратилась в любимца всех девчонок на свете, – настоящее чудо кино.

Разговариваем мы так: «Ты в порядке, дорогой?» Или: «Все хорошо, любимая?» Или еще: «Славная погодка, да?»

Ричард постоянно озабочен силой своего соблазна.

Однажды он удивил меня тем, что схватил с ночного столика зеркало, когда мы занимались любовью, потому что вздумал проверить, как он выглядит в момент оргазма. Готовясь к съемке особенно пикантного эпизода очередного фильма, он тренирует поворот головы под специфическим углом, выигрышно выделяющий его подбородок.

Я не влюблена в Ричарда, просто собираюсь воспользоваться им как трамплином, чтобы запрыгнуть в мир кино. Я тоже в курсе, что время не стоит на месте. Вчера я закатила ему сцену, чтобы он устроил мне участие в своем следующем фильме. Ричард не соглашался: дескать, актер – это профессия, в которой не место импровизации. Я в ответ перечислила кучу бесталанных актрис, задержавшихся на экране только благодаря внешности. Это его не убедило, поэтому я расколотила несколько тарелок, а потом показала ему фотографии, на которых он заснят со смазливыми несовершеннолетними юнцами – мне прислала их по почте «анонимная доброжелательница», не иначе, ревнивая статистка.