Бернар Вербер - Империя ангелов [litres]

МУТАЦИЯ. Недавно открытый вид трески с чрезвычайно быстрой мутацией удивил ученых. Вид, обитающий в холодных водах, продвинулся по эволюционному пути дальше, чем спокойные обитатели теплых вод. Считается, что стресс от холода позволил раскрыться неожиданным способностям к выживанию. Три миллиона лет назад у людей тоже развились способности к сложной мутации, но не все они проявились, потому что до поры до времени попросту бесполезны. Они еще ждут своего случая. Таким образом, современный человек обладает огромными ресурсами, таящимися в глубине его генов и пока еще не используемыми, так как отсутствуют причины для их пробуждения.

Эдмонд Уэллс,

Я слышала, как врач сказал, что уже ничем не сможет мне помочь. В мои жизненно важные органы врезались куски железа. Скоро я умру.

Мое лицо изрезано осколками лобового стекла. Я родилась красивой, а умру изуродованной. Когда-то я желала такой участи своей сопернице. И вот это произошло со мной. Ирония судьбы! Возможно, все несчастья, которых мы желаем другим, где-то учитываются и позже возвращаются бумерангом к нам самим.

Странно, прежде чем перестать дышать, я думаю о зле, которого раньше желала Синтии Корнуэлл, сопернице, а ведь я о ней давно позабыла.

Это конец. Я воображала, что можно жить в безопасности, но безопасности нет нигде. Даже осторожно ведя надежный автомобиль, в демократической стране, с пристегнутым ремнем безопасности, с мужем-защитником, при всем прогрессе медицины, технологий, человечества, ты нигде не избежишь опасности.

Может, нам с Раймондом не надо было ездить в отпуск? Может, надо было мирно сидеть дома, взаперти?

Раймонд.

Хотя бы это мне удалось: супружество. Я знаю, что умру. В это последнее мгновение я чувствую возвращение веры. Надо приблизиться к смерти, чтобы поверить в Бога? Кажется, так оно и есть. Когда у меня были мелкие волнения, я верила в ангелов. Когда нагрянула настоящая беда – поверила в Бога.

Мне восемьдесят восемь лет, и я знаю, что скоро умру. Почему я так задержался на этом свете? Это было необходимо, чтобы я довел до конца свою «миссию».

Тридцать семь книг. Хотел издавать по одной в год и почти добился этого.

Сейчас я дописываю последнюю, объясняющую и связывающую вместе все прежние. Теперь мои читатели поймут, почему в моих книгах всегда действовали персонажи с одинаковыми фамилиями. Все книги, в сущности, продолжали одна другую, поэтому повествование никогда не прерывалось. Я объясняю, наконец, связь между книгами про крыс, рай, мозг и про все остальное.

В ноутбуке, который я выпросил у больницы, где лежу, я написал окончательное «конец».

В идеале нужно было угаснуть, печатая это слово, умереть, как Мольер, «на сцене». Я жду смерть, но она медлит. Чтобы скрасить ожидание, я в который раз подвожу итоги. Я так и остался тревожным субъектом. Но с Натали я смог измениться. Сумел покончить с одиночеством, потому что с ней набрались нужные составляющие для осуществления магической формулы 1 + 1 = 3.

Мы с ней автономны, но при этом дополняем друг друга. Мы отказались от попыток друг друга изменить, приняли друг друга со всеми недостатками.

Благодаря ей я научился не заморачиваться. Теперь у меня получается по двадцать и даже более секунд ни о чем не думать, это прекрасный отдых. С Натали я узнал, что такое истинная пара. Она описывается словом «сообщничество». Понятие «любовь» слишком скомпрометировано, чтобы сохранять какой-либо смысл.

Сообщничество. Соучастие. Доверие.

Натали всегда была моим первым читателем и моим лучшим критиком. Страстная поклонница гипноза, она занималась регрессиями и утверждает, что мы с ней знали друг друга в прежних жизнях сначала как животные, потом как люди. А сначала даже как растения. Я был пыльцой, она пестиком. Она говорит, что мы любили друг друга в России и в Древнем Египте. Я об этом ничего не знаю, но мне нравится об этом думать.

Если не считать ее «туров», Натали раздражает меня только одним. Она всегда права – а что еще так действует на нервы, как не это!

У нас с ней трое детей: две девочки и мальчик. Я ни в чем их не ограничивал. Я никогда не покидал свой пост часового будущего. Сначала мне служила подспорьем наука. Сейчас я считаю, что ученым никогда не познать мир. Им не найти правильных решений, единственное, что им по плечу, – указывать на вред от неверных решений.

Мне поздно корчить из себя революционера. Надо было в молодости научиться возбуждаться и бушевать. С яростью рождаются. Предоставляю этот поиск другим, в основном своей старшей дочери с ее непримиримостью и мстительностью.

Думаю, профессионально я полностью состоялся. Я побывал той автономной крысой, которой так мечтал стать. Я заплатил за то, чтобы не иметь ни подчиненных, ни начальников. По-моему, это нормально. Своим детям я говорил: «Самый лучший подарок вам от меня – пример счастливого отца».

Я счастлив потому, что повстречал Натали.

Я счастлив потому, что моя жизнь бесконечно возобновлялась, была полной неожиданностей и вопросов, принуждавших меня к развитию.

Теперь, лежа в больнице, я угасаю. Знаю, благодаря новым достижениям медицины можно было бы прожить дольше, но мне больше не хочется бороться, даже с микробами. Они одержали победу в войне с моими лимфоцитами. В моих кишках они хозяйничают вовсю.

Мое старое сердце потихоньку сдает позиции. Мое время на исходе. Я понемногу раздал все, что было мне дано и отпущено. Все свое имущество я отписал родным и благотворительным организациям. Похоронить меня я попросил в моем саду. Причем не абы как, а стоя. Ногами к центру Земли, головой к звездам. Никакого гроба, никакого защитного пакета-савана – пусть мной беспрепятственно питаются черви. Еще я попросил посадить у меня на голове фруктовое дерево.

Теперь я жду не дождусь, когда займу свое место в природном цикле.

Я медленно готовлюсь к большому прыжку. Я слег еще девять месяцев назад, это ровно столько, сколько нужно для рождения. Последовательно, по чешуйке, избавляюсь от всех своих одежек и оболочек.

При поступлении в больницу я сменил городской костюм на пижаму. Так я уподобился младенцу. Вполне по-младенчески сменил вертикальное положение на лежачее.

Я остался без зубов, вернее, без искусственных челюстей, потому что настоящие зубы выпали уже не помню когда. У меня голые десны. Как у младенца.

Под конец я остался без памяти – спутницы, проявлявшей все больше непостоянства. Все, что я помню, – далекое прошлое. Это большое подспорье, чтобы уйти без всякого сожаления. Я ужасно боялся болезни Альцгеймера, при которой не помнишь ни родных, ни даже себя самого. Это был мой неизбывный страх. Слава Богу, от этой муки я избавлен.