Камилла Лысенко - Альтернатива. Совиное гнездо

Что это было, черт возьми? Дыхание сбилось, как будто она пробежала километр. Саша с трудом сглотнула. Наверное, это давление. Или солнечное затмение. Или она переела бифштексов за всю свою недолгую жизнь. Как там говорил это гуру – перейти на фрукты и овощи? Хорошая идея.

– Саш, ты идешь?

Это Катя, тоже расшифровщица – подсказал напуганный мозг. Одна из тех, адекватных. Ты с ней работаешь. Ты с ней дружишь. Обычно ты с ней ешь. И сейчас время обеда. Так что обернись и скажи, что ты готова идти и есть. Все просто.

– Эй, все в порядке? Ты себя нормально чувствуешь?

Катя выглядит взволнованной. Надо ее успокоить.

– Да, все в порядке.

Надо пойти на обед.

– Ты знаешь, я сегодня не пойду обедать. Кажется, я отравилась чем-то. Наверное, яйца на завтрак. Несвежие. Были.

– Ты уверена? – Катя подходит к ней ближе и прикладывает маленькую ладошку к ее лбу. – Слушай, ты действительно горячая… Может, отпросишься?

– Нет, все нормально. Я просто посижу. Может, угля выпить… Идите без меня.

Катя наконец-то уходит, взяв обещание звонить в случае чего и заверив, что забежит в аптеку за активированным углем. Саша кивает, надеясь, что хотя бы в такт разговору, с трудом дожидается, когда подруга уйдет, и бросается к туалету. Она закрывается в кабинке, прижавшись взмокшей в раз спиной к прохладной створке, и начинает считать про себя. Сердце не успокаивается, к горлу подходит тошнота, внутренности будто скручивает узлом. Четкий квадрат кабинки становится в ее глазах то треугольным, то круглым. Ладони настолько мокрые, что оставляют следы на джинсах.

Неужели и правда – отравилась? Или вирус какой? Свиной грипп, птичий, крокодилий… Или это… сыроедение. Веганство. Нет. Ветрянка. Нет. Венерическое.. Что за?..

Мысли скачут, как дети на батуте – беспорядочно и опасно. Вдруг в туалете гаснет свет, и это неожиданно и очень страшно. Саша лезет в задний карман джинсов, достает зажигалку и щелкает колесиком. Ничего не происходит. Она щелкает еще раз – ни искорки.

Горло схватывает от догадки. Саша снова щелкает зажигалкой и подносит к ней левую руку. Пальцы обжигает пламя.

Это не свет выключили – понимает Саша. Это я. Ослепла.

Она снова начинает считать про себя.

Она пытается закричать, позвать на помощь, но не может сказать ни звука. Все ее тело – один большой камень. Больше она никогда не сможет пошевелиться. Она знает это точно, как и то, что еще немного – и она умрет.

Через восемьдесят три секунды так и происходит.

А еще через две минуты – часы прямо перед глазами, она упала очень удачно – Саша приходит в себя. Она лежит, опираясь спиной на закрытый – слава всем богам, позор какой! – унитаз. Ее правая нога подогнута, туфля слетела; левая пятка по неведомой причине попала в щель между дверью и полом и теперь робко выглядывает из кабинки. Обуви на ней тоже нет. Падая, она, видимо, задела держатель с туалетной бумагой, и теперь валяется в белых лентах, как курица под майонезом.

Стыд заставляет вскочить с пола как можно скорее. Саша суетливо сматывает и вешает туалетную бумагу, находит правую туфлю и выходит из кабинки.

Лишь уже отыскав вторую туфлю, поправив волосы и покрутившись перед зеркалом, Саша понимает, что чувствует себя просто великолепно.

Нет, не так. Это не ощущение свободы от приступа боли. Не просто хорошее самочувствие здорового человека. Она чувствует себя, как никогда в жизни.

Это как решиться на прыжок с парашютом и пережить первые три секунды страха, а после наслаждаться безграничной высотой и свободой.

Или как разгадать какую-то загадку, над которой билось все человечество.

Или как первый раз взаимно влюбиться.

В голову лезут одни банальности, но в одном она уверена совершенно точно: чем бы ни был этот странный приступ в туалете, он стоил того, что она чувствует сейчас.

И нельзя, ни в коем случае нельзя никому говорить об этом. Это огромный секрет, которым должна обладать только она.

Саша выходит из туалета с ощущением острой тайны за пазухой. Ей хочется поделиться со всем светом, это желание почти физически колет ее при каждом шаге; но она никогда не сделает этого. Серое офисное пространство становится сродни средневековому замку; столы и компьютеры превращаются в лабиринт, коллеги – в чудовищ и воров, жаждущих отнять ее секрет. Саша пробирается к своему столу, стараясь не расплескать это чувство сокровенного…

– Макарова! Где Макарова?

Ну твою же мать. А вот и главный злодей.

К ней меж столов и принтеров пробирается Вадим Игоревич – самодовольное, сильно дезодорированное чудовище, по прихоти судьбы играющее роль начальника. Худой мальчишка, на котором пиджак висит, как на вешалке, получил место только благодаря папочке – режиссеру программы. Таланта ноль, мозгов и того меньше, но апломба – хоть на каравай мажь. Требует обращаться к нему на «Вы» и считает себя героем-любовником. Слава богу, Сашей он никогда не увлекался. И что ему только понадобилось?

Сзади Вадима семенит Катя. А вот и ответ.

Начальник окидывает Сашу пристальным взглядом.

– Макарова, мне сказали, вам плохо. В чем дело?

Вот ведь Катя с ее гиперзаботой! Надо бы ей уже детей завести.

– Вадим Игоревич, все нормально. Съела что-то не то. Мне уже легче.

Мужчина снова оглядывает ее с ног до головы, задерживается на волосах. Саше становится неуютно под его взглядом. Она нервно перекидывает свои волосы за спину.

Вадим вздрагивает. На долю секунды его лицо приобретает какое-то совершенно дебильное выражение; будто он в одночасье впал в раннее детство. Саша моргает. Нет, все в порядке. Видимо, показалось. Что за день сегодня такой?

– Макарова… Зайдите ко мне в кабинет, – наконец произносит начальник, неестественно долго проговаривая слова.

Потом поворачивается и идет к двери – идет как-то рвано, будто ногу натер или камешек в ботинке мешает.

Саша вздыхает и следует за ним, на ходу оборачивается к Кате с желанием шепотом сказать ей пару ласковых, но осекается. У Кати на лице то же самое выражение – словно у нее в мгновение ока отрезали часть мозга. Она стоит, перекатываясь с пятки на носок, а в глазах – бесконечная собачья печаль.

Саша отворачивается. Ей почему-то становится страшно.

В кабинете у Вадима все настолько статусное, модное и стильное, что невольно сводит зубы. Если весь остальной офис похож на обычный редакционный конвейер с остывшими чашками кофе, барахлящими компьютерами и тихими матюками, то здесь царит огромная и безоговорочная Современность. Блестящий новенький «mac» соседствует с прозрачными колонками, которые – Саша готова держать пари – не использовались ни разу. Навороченное кресло, сделанное по всем законам эргономичности, разве что летать не может. Стены выкрашены в белый цвет, только кое-где проглядывает кирпичная кладка – все по последним тенденциям дизайна. Напротив рабочего стола висит совершенно убогое полотно в стиле сильно пьяного Энди Уорхолла. Оно появилось месяц назад: папенька достал для Вадима пригласительные на какую-то очень модную выставку, где за бешеные деньги и было куплено это чудовище. Весь отдел потом две недели слушал про знакомство босса с «самым трендовым художником Москвы».