Владимир Румянцев - Журнал «Рассказы». Иная свобода

– Пророчишь мне ад и вечность против демона игры? – переспросил Ауринг с любопытством. – Но ведь тот наместник всецело предается любимому занятию. И к тому же если их битва длится вечно, выходит, что он никогда не проиграет . Где же тут ад? Где наказание?

Несколько лет спустя его нашло послание от Великого мастера Мо Фана.

Мо Фан жил уединенно в горах Тангри, в Запретном храме, закрытом для простых смертных, и был хранителем Первой доски для игры в цвета и силы. Он долгие годы не выходил в мир. Почетное звание передавалось от одного Мастера к другому с давних пор, и Мастер заранее подыскивал себе преемника среди лучших игроков: у волшебной, древней игровой доски всегда должен быть хранитель. Мо Фан был уже стар. До него дошел слух о мастере Ауринге. В письме говорилось, что тот имеет шанс получить почетный титул, если окажется достоин. Ему следовало прибыть на гору Храма и подтвердить мастерство.

Прочитав письмо, Ауринг ясно понял, что в его жизни наметился главный поворот. Его охватило волнение, мало с чем сравнимое, даже памятный первый турнир поблек. Ауринг давно уже лелеял мечту когда-нибудь, в старости, получить почетнейший титул Мастера Запретного храма и, в общем, даже не сомневался, что однажды получит его, – он не ожидал только, что это случится так скоро. Не пройти теперь испытание означало лишиться титула навеки. Что за противник этот неизвестный мастер Мо Фан? Ауринг о нем мало знал и ощущал невольную дрожь, почти позабытый азарт – впереди его ждал смутный, туманный враг, и ставки были, как никогда, высоки.

Он отправился в путешествие, получив разрешение на время оставить службу. Его сопровождали немногочисленные стражники и слуги, а провожатыми были молчаливые монахи из храма. Горы Тангри вздымались одинокими скалами в сырых дождливых чащобах. У подножий змеилась туманная река, вдоль которой разбросаны были несколько деревень, кормивших и обслуживавших горный храм. К храму вела тропа, временами переходящая в каменную лестницу над головокружительным обрывом; кое-где провешены были веревки. На других веревках поднимали корзины с провизией. Храм лепился к горе почти у самой вершины и казался на первый взгляд скромным и совсем небольшим – но он разрастался вглубь скалы, заполняя пещеры.

В низинах, у реки, стояла жара; но на пороге небесного храма было ветрено и прохладно. Ауринг огляделся по сторонам: далеко под ним проплывали облака, полностью скрыв вещественный мир. Только тут и там торчали над клубящимися облаками вершины соседних скал – как на гравюрах мастеров. Вдалеке, в океане отблесков плескалось солнце.

В храме было просторно и сумрачно. Пахло благовониями, по стенам висели древние гобелены с партиями (Ауринг заинтересованно присмотрелся и возликовал – неизвестными). Монахи носили простые однотонные одежды, Ауринг в ярких столичных шелках ощутил себя неуместно. Мастер Мо Фан сидел в центре главного зала. Он был стар, мал ростом и чем-то напомнил Аурингу покойного деда. После церемониальных приветствий и поклонов Мо Фан объявил, что испытание назначено на завтра.

На следующий день мастер ждал его в большой зале, посередине которой стоял стол для игры, а на столе лежала Первая доска.

Ауринг сразу понял, что это именно она, хотя внешне она походила на другие старинные доски. Из прозрачного, ровного стекла – или камня – в глубине которого будто что-то таилось. Ауринг сел за стол, но мастер не спешил садиться напротив.

– Ваши цвета на северо-востоке, ваш ход первый. Ваш противник уже ждет вас. Пожалуйста, начинайте игру.

Ауринг задумчиво глянул в пустоту перед собой. Впрочем, он понимал, что никаких объяснений ему не предоставят, и это тоже часть проверки. Он невозмутимо обмакнул печать в краску и сделал первый ход.

Доска впитала краску, оставив тусклый след. А затем откуда-то из ее глубин проступило пятно другого цвета, подобралось к поверхности и застыло. Ответный ход.

Ауринг пораженно рассматривал поле. Кто с ним играет? Он вновь сделал ход, и вновь доска ответила. Мо Фан и другие монахи смиренно наблюдали, подмастерья записывали ходы. Ауринг между тем столкнулся со следующим неприятным открытием: доска играла отлично. Она словно предугадывала каждый его ход, ни одну хитрую комбинацию не удавалось развить. «Что это такое?» – думал Ауринг и косился на Мо Фана и невозмутимых монахов, но те не давали подсказок, и было ясно, что спрашивать их нет смысла. Ауринг бросил все силы на борьбу.

Несколько часов спустя на середине партии сделали перерыв.

Откинувшись на подушку и разглядывая позицию (не проигрышную, но очень проблемную), Ауринг спросил у непроницаемого Мо Фана:

– Сколько у меня попыток?

– Что ж… – якобы задумался тот. И в этот момент Ауринг осознал (испытав при этом молниеносную ярость), что в глубине души, под маской спокойствия старик потешается над ним, хохочет так же, как сам Ауринг торжествовал над невеликого ума соперниками. – Пожалуй, учитывая сложность ситуации, стоит вести игру до семи партий. Если к четвертой вы не догадаетесь, что к чему, полагаю, продолжать бессмысленно.

Ауринг вновь уставился на доску. Следовало очистить разум от гнева и сосредоточиться на игре.

Партия продолжилась. Ауринг прибегнул к своей типичной стратегии, и доска выиграла у него с небольшим перевесом.

В середине второй партии он начал осознавать, в чем тут дело.

Доска оказалась мерзким, сложным, непредсказуемым соперником – самым мерзким и непонятным на его памяти. Особенно пугало его то, как легко она разгадывала его планы в самом зародыше. Она не спешила перехватывать инициативу, очевидно рассчитывая, как и в прошлый раз, вырваться вперед на финише и победить с небольшим преимуществом. «Что за дьявольский ум?» – думал Ауринг, взвешивая следующий ход. «Кто играет со мной?» – размышлял он, вглядываясь в туманные глубины доски, но видел там только свое мутноватое отражение.

И тогда он все понял.

Ауринг усмехнулся. «Так вот каково оно, должно быть, приходилось им всем. Вот как оно выглядело со стороны», – подумал он и вновь взглянул в свое лицо. Да, противник оказался ему под стать. Противник что надо. Выиграть у такого было сложно, почти невозможно – непонятно, как вообще выиграть у самого себя.

Ауринг стал изучать себя как противника и выяснил, что не прощает ошибок. Стоит лишь раз оступиться, и все – уже невозможно вернуть преимущество, остается лишь влачиться к поражению, пытаясь сократить разрыв.

Он невольно задумался, каким образом доска копирует его – душу? весь разум? или только ту часть, что отражается в данный момент? Если внезапно прервать партию и посадить доигрывать другого человека, как доска себя поведет: будет играть в стиле нового соперника или прежнего? Если новый соперник играет слабее, сможет ли она воспользоваться прежним опытом? И главное – можно ли, прикинувшись слабым, вынудить доску играть слабее, чтобы потом обхитрить? В течение второй партии Ауринг не столько пытался победить, сколько исследовал возможности доски. Он быстро понял, что доска всегда играет сильно – как только у нее появился шанс вырваться вперед, она перехватила инициативу и развила успех, как это сделал бы сам Ауринг. Вторую партию он ей тоже проиграл.