Юна Летц - Привиденьевые

И поэтому иногда она вот так леденела, истрачивалась. Она показывала Баху разорванную на куски линию жизни на правой руке и смеялась холодно, зло, потому что считала себя недоброй и не хотела заводить цель, о которой не сможет позаботиться.

– Это же как питомец – цель. Это психологический питомец, и у меня его нет. И у меня его не будет.

– Откуда ты знаешь?

– Я не верю в постоянные величины, а цель – именно это. Всё остальное можно уложить в желания, с которыми я неплохо справляюсь.

Бах как-то по-особому вырастал, когда они разговаривали. Ему казалось, что он видит те самые потайные слои, которые открываются людям с сильным интеллектом, и он считал её немного божественной, хотя это была обычная девочка, сильная и развитая, но не больше того.

Он видел её, и какие-то сказки вырастали. И ему представлялись раздольные шахматные поля, логические норы подземных зверей, матрица дождевых червей, золотое сечение деревьев – это была цивилизация, знания произрастали из предметов и тут же рождали новые знания, реальность была фантастически научна. И он стремился её познать. Изо рта вытекала благодатная слюна – голод на информацию, и он бежал в свою квартиру, чтобы открыть книгу и припасть к тексту, который он читал жадно, питаясь каждым тончайшим смыслом.

Этот голодный интеллектуализм и неудовлетворённая потребность в соотнесении себя и своего времени с другими людьми и событиями прошлых и текущих лет спасли его. От регулярного чтения у него в голове скопились культурные консерванты, которые защищали его мозг от загнивания. Это была победа.

Это была? О нет, нет, посмотри на это получше. Там опять вымирание. – Ну не надоело вам выбирать плохое? – Это способ спастись. – От чего? Эй, отвечайте!

После векового усилия человек всё же научился вымирать. Делал он это качественно, со всей широтой человеческой души. И уже не нужны были ни постановочные войны, ни сопливые эпидемии, ни колебательная активность коры – человек вымирал по наитию. Самые талантливые из вымирающих даже не начинали жить. Не рождаться – это было очень эффективно, и многие смело шли этим путём.

Казалось бы, мир был один, но люди в порядке вещей насчитывали около пяти миров. В пятом, самом удалённом от реальности мире, жили абсолютные чемпионы по вымиранию. Люди тут рождались и исчезали с такой скоростью, что пересчитать их никак не получалось, однако, было популярно бояться, что умирают они недостаточно активно.

Именно в этом пятом мире и сидел сейчас потный измождённый белый человек. Он выложил ноги на обочину и скрёб землю из-под ногтей. Ему не хотелось вымирать, от одной этой идеи его тошнило и коверкало. Даже без идей его коверкало: погода плюс отсутствие минеральных веществ в организме. Поджёг сигарету, но тоже не пошло – прокурил душу, и она тлела там, внутри, источая неприятные запахи.

– Крестовый поход против иррациональных убеждений начался, – так он сказал, и оно услышало, всё окружающее услышало его слова.

Надо было подождать, надо было оправиться, но человек всё же поднялся и медленно потянул себя вперёд, первая нога – шаг, вторая нога. Он шёл с ранами, замазанными колдовским внушением, он шёл по тропинке к машине, а вокруг дети на канистрах ездили, а вокруг постиранные пакеты, а он ни на что не смотрел по-настоящему, а так только констатировал, потому что сложно что-то увидеть человеку, если у него чернила каракатицы вместо зрачков.

Внушение выглядит как чернила каракатицы. Они годами висят в голове компактной тёмной каплей, и растворяется эта капля не раньше, чем на что-то наткнётся. Форма капли отображает контуры хозяина, который её выпустил.

Сейчас он – хозяин капли. Шизогония, озноб, жар, пот, бред и глубокая остановка логики – это его определяющие. Когда-то раньше сам влип, а теперь виноваты были все подряд, хотя это он сам виноват.

Думал хоть что-то рассмотреть – давил на виски́, старался. В итоге увидел, что там было повреждено пространство, и чувствовал, что ему в голову лезут различные мысли, он сам их не звал, но они заскакивали туда. Информация валилась из внешнего поля, и все секреты прочитывались интуитивно.

Позже двигался другим телом, смотрел не из себя, носил чужие воспоминания – вспоминал, а там чужое всё, в итоге ничего не помнил. На руку были насажены чемоданы, сидели плотно, как внешняя жизнь вросла, но отделался, оставил чемоданы в лесу среди заросших теней, бросил, ушёл. Только потом понял, что́ в чемоданах. Бежал обратно, чтобы забрать – не нашёл.

– Я, что ли, дурачком останусь?

И откуда-то смеялось над ним.

Чемоданы – это был багаж его знаний.

Теперь шёл совершенно безупречный – начисто лишённый смысловых координат, полый односоставный тип жизни. Он шёл и тут же внедрялся всеми своими состояниями в кромешную пустоту, и только так видел в ней какие-то очертания, одушевлённые сгустки городов и деревень.

Он видел эту силу, которая тут правила: свадьбы по привороту – невеста сидит гулкая, деревянная как колба без жидкости. Футбольный ассистент разбрызгивает голубиную кровь по вражеской раздевалке. На севере страны наводнение, вода по пояс – грязная жижа, всё плавает, дом плавает, лежанка подрагивает на волнах. В итоге женщина родила на дереве. Приплыл журналист: фотография, интервью, приз от редакции. В следующий раз восемь родили на дереве. Расселись по веткам и ждут своей очереди.

– Всякая жизнь умеет себя воспроизводить.

– Но некоторая просто не может остановиться.

Немного отпустило. Бах шёл по деревянному лесу, и растения намекали ему. Он видел, как они связаны между собой – крепче, чем видом. Они общались, делили на всех минеральные вещества из почвы, засыхали в одну сторону. Может быть, имели сексуальную жизнь. Сейчас он поверил бы этому.

Выбрался из леса; наконец, в городе. Двинулся по улицам и чувствовал, как все боялись здороваться друг с другом, говорили: «Через рукопожатие колдуны воруют мужское достоинство». Нельзя было смотреть в глаза, дотрагиваться до людей случайно, даже если автобус, давка – везде жертвы, скажут: «Орган усох и вжался в брюшную полость». Всегда так говорили, а потом могли палками забить. Главное – не смотреть в глаза. Страх у них сильнее реальности. Из страха вырастают ноги и несутся по своим делам.

Дома́ брошенных детей: заподозрены в колдовстве, избитые жёны – причина: ведьмы. Стоило кому-то отойти от общих правил, сделать что-то странное, выделиться из толпы, быть слишком умным или слишком глупым, его ловили и жгли.

Чернильные мозги – куда они завели; огляделся и понял, что никогда тут не был, и если это воспоминание, то оно идёт не от пережитого впечатления, а просто само от себя. Что же, такое тоже подходит. Он прошёл в ком-то по улице – там горел не человек, но дом. Около дома сокрушался мужчина – рыдал, тушил слезами. Понятно: из зависти подожгли, свои же. Тут стать богатым, значит связаться с тёмными силами – общество не потерпит.