Надин Баго - Время шестых

Все прильнули к иллюминаторам. Даже Грег кое-как доковылял до одного и, уперевшись руками в стенку корабля, выглянул наружу.

Слева показался округлый край посадочной платформы – пяти вращающихся концентрических модулей, стабилизированных на орбите. Вниз, словно пуповина, связывающая дитя с матерью, тянулся едва различимый с такого расстояния трос гиперлифта. Где-то там, почти у поверхности плавал его нижний конец, пристыкованный к челночному порту. Ну а там уж и до наземного порта недалеко. Точнее, до намарсианского.

– Больно мутно всё, вам не кажется, – Барлоу прищурился, вгляделся внимательнее. – Так не должно быть, это я вам как оптик говорю. Купола почти не должно быть видно.

– Может, запылился, – пожав плечами, предположил Ремю.

Остальные пятеро недоумённо воззрились на художника. Да, даже в светло-голубом форменном комбинезоне, простом и исключительно утилитарном, он умудрялся выглядеть столь же богемно, как и на Земле, в своих ярких и необычных нарядах. Тёмные волнистые волосы, острый нос, близко посаженные глаза – не красавец, но сразу наталкивает на мысли об искусстве. И тем не менее, уж такие-то элементарные вещи он должен был бы запомнить.

– Крейсер оснащён противопылевыми излучателями, – коротко бросила Кира, поджав губы: она ещё дома возражала против посылания на Марс людей, не имеющих практических навыков выживания, научной работы, обслуживания техники. Француз обещал стать обузой для всех.

– Ну, царапины, значит. Или настройки самого щита. Они же могут сбиться, а?

– Могут, – подтвердил механик, – но странно всё равно. Датчики бы показали сбой, и роботы…

Договорить ему не удалось.

Корабль основательно тряхнуло, и весь экипаж, не устояв на ногах, попадал на пол. К счастью, обошлось без травм.

Движение «Скопы» почти сразу вновь выровнялось, однако, будто замедлившись.

Поднявшись, космонавты опять выглянули наружу.

Муть усилилась, словно они погружались в негустой кисель или сироп. По-прежнему был виден и Марс, и платформа посадки, но их будто затянуло несколькими слоями целлулоидной плёнки.

Внутри главной кабины всё так же спокойно попискивали и гудели управляющие устройства и вентиляционная система, не давая и намёка на поломку, но экипаж отчётливо ощутил, что с их полётом произошло нечто незапланированное.

– Какого дьявола? Что это за пузырь такой? Откуда эта дрянь взялась? – возопил возмущённо Барлоу. – Нет, вы взгляните, натуральный пузырь. Конца не видно, и изгибается… Что происходит, чёрт побери?

– По данным никаких изменений, – Хэн оторвался от изучения записей на наладоннике, – тут должно быть чисто. Может, оптическая аномалия? Я слышал о таком, правда, в дальних областях системы, но…

– Мы останавливаемся, – Юджин Рисс оглядел своих напарников. – Какая, нахрен, аномалия, если мы останавливаемся.

Сразу же после его слов корабль вновь тряхнуло, потом снова, и снова… на этот раз не столь сильно, но продолжительно. Задрожав, будто муха, прилипшая к паутине, крейсер «Скопа» замер. Замер полностью, хотя до расчётного срока окончания торможения оставались почти сутки.

Что-то заперло экипаж шестой марсианской экспедиции посреди космоса.

***

Совершенно нештатная, отличная от любых прогнозов ситуация на некоторое время выбила экипаж из колеи.

Впрочем, Хэна не зря назначили капитаном. Почти сразу он отправил экстренное сообщение в Центр управления и Бюро, для чего пришлось воспользоваться ручным вводом: системы крейсера категорически отказывались воспринимать их положение, как ненормальное, отклоняющееся от алгоритмов.

Сигнал ушёл, в этом не было сомнения, однако ни через несколько минут, ни через несколько часов ответа ни с одной стороны не последовало.

После команда отправляла такие сообщения – просьбы о помощи – несколько раз в день: все, казалось, ушли в никуда, растворившись в космосе. Управляющие организации, роботизированные системы посадочных платформ, порты, колония – все хранили молчание.

Стоит отметить, что «Скопа», несмотря на нарушения сроков и норм торможения, совершенно не пострадала. Приборы функционировали идеально – отлаженно и чётко. Жизнеобеспечение – вода, еда, лекарства, воздух и прочее – подавались по необходимости без сбоев. Внутренних или наружных повреждений (а Рисс с Хэном выходили за борт) также не обнаружилось. Изменения среды не считывались. Словно корабль просто поставили на космодром, заключили, как игрушку, в стеклянном шаре.

Только полная неподвижность да крутящаяся прямо за щитом полупрозрачная пелена – вот и всё, что выходило за рамки.

Откровенно признать, в первые сутки экипаж, хотя и проявил изрядное для такого происшествия спокойствие, всё-таки не совладал с потрясением. У Ремю и Барлоу даже случились истерики – короткие, но эмоциональные. Художник вообще рыдал, ругая себя, что отправился сюда, и Бюро, что те его соблазнили футуристичными образами.

Сомова просто ушла в себя, словно человек, потерявший цель: она бродила по коридорам корабля несколько часов, пока Рисс насильно не загнал её на один из своих тренажёров. Решение неочевидное, но оно подействовало: вывалившаяся из аппарата минут через сорок Кира, приведя себя в порядок, присоединилась к капитану в поисках ответа о причинах случившегося. Юджин держался на подхвате.

Легче всех на незнакомое препятствие, вставшее у них на пути, отреагировала Анарица. Видимо, молодость принимала любые перемены проще. К тому же, несмотря на весьма практичную профессию, доктор Банту была фантазёркой. Не переставая выглядывать в окна, рассматривая разворачивающееся перед нею полотно второго обжитого людьми мира, она просто фонтанировала идеями. Предположениями о том, с чем же они столкнулись. Самыми невероятными, порой откровенно похожими на бред шокированного человека, но излагаемыми так складно и с такой убеждённостью, что остальные члены команды не сразу находили аргументы против. Впрочем, она делала это за них сама, перескакивая от инопланетной инвазии к тайному правительственному эксперименту, от дефектов в расчётах и поломки механизмов к полной иллюзорности их полёта вообще. Но был в её энтузиазме и плюс: она наблюдала. Внимательно и очень заинтересованно разглядывала всё, что творилось снаружи крейсера и «пузыря», в который они угодили.

Именно она первой заметила искажение. Вернее, не искажение, а ускорение.

Марс вместе со своими купольными городами, садами, портами и платформами, вместе со спутниками и лифтами, солнечными батареями и магнитным комплексом, в общем, вся планета, вращался быстрее ему положенного. Не просто быстрее – в разы, в десятки раз быстрее. К третьим суткам их пребывания в ловушке расчётное увеличение скорости вращения составило более пятисот раз.