Сергей Надымов - Калейдоскоп

Ирина не удержалась и коротко хохотнула, легонько толкнув Андрея в плечо пяткой. Вечно он превращал что-то серьезное в очередную скабрезность. Впрочем, сейчас это было к месте.

– Дурак.

– Ага. Но я тебя понял. И пока не знаю, что сказать.

– Да я тоже. Знаешь, это так тупо, но я ведь тебя даже не спрашивала раньше, а ты что-то не особо торопился поделиться. Ты ведь никогда особо не любил людей в целом, да и в частности далеко не всех, только что-то отдельное. Искусство там, кино, архитектуру. Но вот, настал тот самый момент, когда у нас есть только воспоминания о том, что ты любил больше всего. Все фильмы здесь, все картины и книги, – она указала рукой в сторону блока памяти, встроенного в стену под экраном. Эта маленькая коробочка, при желании, смогла бы вместить куда больше информации, чем на ней находилось. При ее повреждении, данные за тысячные доли секунды перетекли бы на первое попавшийся физический носитель Центра поблизости или в облако. – Мы больше не пишем, не строим, за редким исключением, а творчество свелось к попыткам максимально подогнать культуру Хозяев под привычные нам стандарты, но ты решил это защищать. Пусть по-своему, но ведь именно защищать. Что изменилось, Андрей?

– Не знаю. Это трудно назвать ответственностью, или еще чем-нибудь подобным. Я просто думаю, что это правильно. Должен так думать.

От Ирины не ускользнуло, как нервно дернулся уголок рта у Андрея. Рядом с ней его скорлупа спокойствия всегда давала трещину. Кто-то мог бы посчитать это излишней ответственностью, но для Ирины это было как раз той самой нормой, которую она могла принять без лишних размышлений, потому что, по ее мнению, в семье так было правильно.

– Должен?

– Да. Верить и знать, это тонкая грань, а? А по поводу изменений, знаешь, мне кажется, их отсутствие должно пугать куда меньше наличия.

Ирина помолчала некоторое время, пытаясь сформулировать вопрос, который зрел у нее практически с самого начала разговора. Можно даже сказать, что с самого начала самого первого их разговора о визитерах.

– Андрей, а чем то, что ты сейчас делаешь, отличается в лучшую сторону от того, что делали с людьми по всему миру до Исхода?

– Вы сговорились сегодня, что ли? – Ирина недоуменно посмотрела на мужа, не поняв его последнюю фразу, а тот кивнул на стену, за которой находилась прихожая, в сторону улицы и, судя по направлению, Центра. – Даниль примерно о том же спросил. Это так витает в воздухе? Они не мучаются. Хотя бы. Я не навязываю им свою идеологию, не караю за инакомыслие и, кстати, создаю себе этим дополнительные проблемы. Я не контролирую Совет, не цензурирую форум, по сути, зародыш средств массовой информации, не лезу в тренировки Анатолия с его Отрядом Быстрого Реагирования и слишком поздно начал следить за ними, хотя стоило с самого начала, по-хорошему. Для тирана, я совершил слишком много ошибок демократа.

Ирина вздохнула. Как всегда, слишком много условностей, слишком много того, что невозможно проверить и принять на веру. Но, среди прочего, ей показалось, что в ответе Андрея крылось что-то зловещее, какая-то фраза прозвучало инородно и даже угрожающе, но она не запомнила, какая именно, а переспрашивать было просто глупо. Оставалось надеяться, что это лишь игра воображения.

– Я бы поспорила со многим, Андрей. Не контролируешь Совет, серьезно? Два голоса у тебя с Данилем, а посередине мечущиеся профессор и учительница. Разве что Анатолием ты еще и не вертишь. А когда все вскроется? Нет, не так, – она символично поплевала через левое плечо. Вот и еще один пример сказанному ранее. Привычки оказались таким же багажом, как страхи, воспитание, бесполезные уже законы и моральные установки, но отринуть их все, чтобы строить новые, жители Поселка просто не могли. Им требовался какой-то базис, от которого можно отталкиваться. Отчасти она понимала это желание. Кроме этого багажа, у них мало что осталось от прежней жизни. Но можно ли на этих жалких ошметках построить новый мир, не сделав его при этом всего лишь ущербной копией старого. – Если вскроется, что ты сделаешь? Начнешь проповедовать? Карать? Это будет очень жестокий удар. Простым шоком дело не обойдется, многие не примут твою точку зрения, более того, осудят ее. Осудят нас. Я даже не уверена, что сама бы сделала на их месте, не знай тебя так, как знаю.

– Ты недооцениваешь способность людей не видеть зла.

– А ты переоцениваешь свои знания о человечестве, Андрей. Как бы это не сыграло с нами злую шутку. Знаешь, делай то, что считаешь нужным. Я тебя поддержу, только оставайся собой, хорошо? Власть меняет людей, а она у тебя есть, не отрицай. Я не хочу, чтобы это встало между нами.

– Ты мне сегодня уже второй раз угрожаешь тем, что уйдешь. Перенервничала?

– Нет, блин, слишком сильно успокоилась. Ты не ответил, со мной это не пройдет.

– Ира, я не знаю, это очень трудно спрогнозировать. У нас с Данилем есть просто варианты действий и, как бы тупо это не звучало, надежда.

– Не ожидала от тебя услышать такое.

Андрей никогда не любил мыслить такими абстрактными понятиями, и это слово звучало в его речи крайне чужеродно, так что Ирина действительно удивилась и выжидающе посмотрела на мужа. Он глубоко вздохнул, и на несколько секунд прикрыл глаза, беря паузу, наверняка чтобы устаканить в голове какую-то мысль, прежде чем высказать ее вслух. Ирина терпеливо ждала.

– Ты ведь прекрасно знаешь, такие размышления для меня лежат где-то в области гомеопатии, теории плоской Земли и астрологии. Надежда, это очень глупое чувство, разоружающее, делающее слабым. Она оправдание для бездельников. Но ей так легко поддаться. У меня есть теория о дальнейшем ходе событий. Мы с Данилем прикинули, что существует вариант, когда вторжения закончатся сами собой. Большая часть населения осколков и базовой реальности вымерла сразу, потом естественный отбор отсеял еще львиную долю оставшихся, потом голод убил всех, у кого отсутствовал доступ к ресурсам. Допустим, кому-то повезло, и у него, как у нас, есть источник бесконечной питьевой воды, но еда не восполняется, кроме той, что имеет растительное происхождение, а скотоводство практически невозможно, если нет таких же условий, как у нас. На веганстве в такой среде далеко не уедешь, оно хорошо только в тепличных условиях. Даже если в каких-то осколках остались, например, армейские склады или запасники торговых сетей, они не бесконечны. А это значит, рано или поздно настанет голод, а за ним и вымирание. Или, следствием чего являются вторжения, попытка миграции. Исход показал, что дело это, мягко говоря, непростое, и выживают далеко не все. А эти люди будут ослаблены, их техника будет изношена. Значит, чисто теоретически, шанс визитеров дойти до нашей Долины должен стремиться к нулю. Чем больше времени проходит с момента Раскола, тем он меньше. А Долина, это исключение, а не правило. Сколько еще таких везунчиков, как мы? В теории, они могут где-то быть, но в теории и инопланетяне могли где-то быть, но разве мы хоть раз их видели? Самая большая проблема состоит в том, что вероятности работают в обе стороны. Вчера она сработала против нас. Но у меня есть надежда, как бы тупо после всего сказанного это не звучало, что это как раз то самое исключение, подтверждающее правило.