Алиса Аве - Ковчег

Магда уставилась в одну точку. «Я! Я! Я!» – твердила она без остановки. Взгляд её и без того отстранённый совершенно опустел. Она кричала и кричала, пока голос не сорвался.

– Магда, не надо! Только не умирай, – я протянула к ней руки, но ближайший Стиратель ударил изо всех сил. Большой палец согнулся под невероятным углом, перчатки Стирателей твердели, когда доходило до наказаний.

– Не помогать друг другу!

Магда мотала головой от боли. Она подняла руки к лицу жестом, словно хотела потереть глаза. Вместе со взмахом рук оторвалась её платформа, разлетелась на куски. По щекам Магды потекла кровь.

– Я!

Крик ознаменовал торжество силы над болью. Я ощутила мощь, идущую от Магды, и ярость. Глаза её застилала кровь, она почти ничего не видела. Девочки прекратили занятие, все смотрели на Магду.

– Держись! – не выдержала я.

Она слышала меня, обернулась, глаза превратились в кровавые пятна. Я снова подняла руки, провода, сжимавшие виски и поясницу, выдернуло – Магда дёрнула их через расстояние. Я упала на платформу, позади закричала Эн. Магда пыталась освободить нас. Присоски-щупы вырвало вместе с кусками плоти. Мой медик уже вкалывал обезболивающее, другие бежали к Магде.

– Умница, М-591, замечательная способность! – они пытались подойти, Магда откидывала их поворотом головы.

– Эпсилон-22, сдержать!

Верхний ярус пирамиды пришёл в движение. К нашему основанию спускалась колба-транспортник, в ней переминался с ноги на ногу мальчишка, короткий зелёный хвост топорщился. Он разминал кулаки. Шагнул из транспортника, растопырил пальцы. Магда на разломанной платформе сломалась. В буквальном смысле. Как мой палец. Хрустнула шея, голова упала на грудь, ноги подогнулись.

– Полегче, Эпсилон-22, – голос шёл сверху, Старший Стиратель командовал с балкона, слегка облокотившись на перила.

Пол дрогнул. Магда упала. Медики обступили её, остановили Стирателей, стекавшихся со всей пирамиды.

– Жива. Результат положительный. Транспортник сюда, – за Магдой прилетела горизонтальная колба. – Эпсилон-22, на место.

Мальчик направился к вертикальной стекляшке. Я следила за ним, он выглядел довольным.

– Сволочь, – выдавила я, – ты сделал ей больно.

Стиратель придавил меня к платформе.

– Пусть твоя колба разлетится, пусть ты упадёшь вниз!

Стиратель сжал мне губы, но мысль нельзя заткнуть. Эпсилон вошёл в колбу и начал подниматься. Я страстно желала, чтобы он разбился, желала наказания хоть для кого-нибудь из них. Пусть разлетится к чертям. Ненависть поглотила меня, хотелось кричать совсем как Магда: «Я!» Колба затряслась. Я видела это! Видела испуг в глазах зеленохвостого. Он прижался носом к стеклянной стенке, смотрел на Магду. Решил, это она. «Ну, давай же!» – я отдалась ненависти без остатка. Стекляшка сорвалась вниз. Поломанный палец чуть не оторвало. Моё страстное желание смазалось. Я не смогла… Он ведь такой же, как и мы. Его используют. Он смирился, он получает удовольствие от мучения другого. Но я не хочу становиться такой. Я распласталась на платформе. Колба медленно набирала высоту.

Магду уложили в транспортник. Вспышка моих способностей осталась незамеченной.

– Сперва к Старшему Стирателю. После – в медицинский блок проверить зрение.

Магду повезут на балкон. Со мной происходило что-то непонятное, ненависть уступила место чувству, которое я не допускала, которое презирала в других. Я вдруг позавидовала Магде. С той же страстью, с какой я желала смерти Эпсилону, я теперь жаждала оказаться на её месте. Дурацкие способности, дурацкая я!

Магда, прости меня! Права Кью, я никчёмная…

Магда раскрылась за день перед назначением. Детей из старшей группы должны были распределить по местам постоянной работы. Они заслужили стать полноценной часть Ковчега и трудиться на благо всех его обитателей.

Мы посылаем тебя в бой,

Пой хвалу, пой!

Все как один стоим за тобой,

Мы за крепкой стеной!

Ты победишь, наречённый герой,

Насмерть грудью стой!

Ты был помазан кровью святой,

И своей, и чужой!

Мы посылаем тебя в бой,

Пой хвалу, пой!

Жизнь оборвётся красной дугой,

Выйдет следом другой!

Мы защищаем мир войной,

Выверенной давно,

Не возвращайся только домой,

Выбранный нами изгой.

Ты там увидишь разум иной,

Смехом встречающий боль,

Пой же хвалу, радостно пой!

Мы помолчим над тобой.

Кто придумал эти гимны? Мы пели неровным хором, за красотой исполнения никто не следил, в нас вдалбливали лишь веру в слова. Среди гимнов Ковчегу этот нравился мне больше всего. Остальные повторяли в разных вариациях строку «Да здравствует бессменный Лидер, поднявший нас из пепла в небеса». Его требовалось петь восхищённо, с глупыми выражениям лиц. Зато этот короткий, напоминающий топот наших ног по коридорам Ковчега, мы пели со злостью. В нём написали правду: избранных, тех, кто на самом деле всем безразличен, кидали в чужие войны, я сделала такой вывод из нудных лекций учителя. Скорее всего, эту песню придумали до Катаклизма, может, и во время той опустошительной войны, когда одни люди стремились донести до других истину. Обычно я лишь открывала рот, чтобы не портить и без того фальшивящий хор, но это восхваление пела во весь голос. Сегодня, правда, горло сжимали нервные спазмы, из-за случившегося с Магдой слова приобрели особое значение.

Стиратели курсировали между рядами, высматривали, кто не поёт. Они согнали все группы, друг за другом вывели младших, средних, старших обоих полов. Я заметила Зенона. Он что-то говорил парню с кудрявой чёлкой.

– Вит, – кивнула в его сторону Эн. Произнесла имя одними губами. Я подняла бровь: «Откуда знаешь?»

– Подглядела, – она чуть сжала губы и повела плечом, я распахнула глаза. Вит ей нравился!

Кроме Вита к Зенону были обращены взгляды ещё пяти или шести парней. Они умудрялись общаться под надзором Стирателей. Старшим разрешались послабления? Или они уже ничего не боялись? Зенон даже позволил себе взмахнуть рукой в сторону пустого возвышения – мы ждали гостей с верхних ярусов. Особых гостей. Дети из старшей группы сегодня получали назначение, ради этого к нам спускался человек, которого мы славили в дурацких гимнах. Нас выстроили в бескрайнем зале, залитом светом. Как давно мы не видели небо! Голубое, чистое, полное свободы, оно простиралось слева от меня, близкое и далёкое. Солнце в зените, день в разгаре, мы распеваем вызубренные тексты, встречая Лидера.

Полгода я представляла Лидера страшной, тёмной фигурой, Ковчегом в человеческом обличии, с чёрными глазами, длинными пальцами с изогнутыми когтями, порой пририсовывала в воображении крылья, как у летучих мышей под крышей моего дома. Перепончатые, обросшие короткими волосками, огромные. Представляла, что Лидер выйдет, окружённый дымом или, наоборот, ярким сиянием, выставит жуткий палец и каркнет: «Смерть!» Или зашипит. Или молча отдаст приказ Стирателям убить нас всех. Вместо Лидера к нам вышел Старший Стиратель, вот уж точно страшный человек. Шрамы на лице шевелились, он улыбался. Я ожидала, что вслед за ним выйдет его вечный мигающий спутник, но, когда Старший Стиратель кивнул, приветствуя собравшихся детей, за его спиной опустился экран.