Алекс Кайнес - Мир Сердца

– О, Богиня нет, нет – да что же это… – причитала Энни, пытаясь остановить кровь от ножевых ранений своей подруги.

– Прости, – быстро и стараясь неглубоко дышать, ответила та ей, – я начала волноваться, вот и…

– Глупая! Глупая… – повторяла Энни раз за разом как зачарованная, параллельно оперативно вызывая неотложную помощь и виня себя в собственной беспечности, проклиная свою веру в то, что ничего не может произойти плохого с ней или ее родными только потому, что она сама не готова нанести вред окружающим. На это наложился и эффект взыгравших в ней ночью чувств, подогретых энергофруктами, что сейчас сыграли с ней злую шутку. Также возможно было, что они хотели показать ей нечто большее или начать процесс, который перевернул бы не только ее собственные взгляды, но и концептуально – всё, что могли знать все остальные люди, которых она так сильно любила и ненавидела.

Наблюдая, как тело ее подруги оказалось внутри реанимационной машины, которая, к чести социальных служб будет сказано, оперативно подъехала, девушка, несмотря на свое безумное желание поехать вместе с потерпевшей, с одной стороны, и неподобающий вид – с другой, всё же, развернувшись, бросилась с места происшествия, не дождавшись полиции, поскольку знала, что всё это окончится ничем. Вместо этого девушка твердо решила во что бы то ни стало решить проблему сама, поскольку она знала, да, она была полностью уверена, что он был всё еще недалеко.

17. – Но разве это может служить хоть каким-либо серьезным доказательством? – с удивлением переспросил интервьюер, с полностью наигранным интересом, который, тем не менее, являл собой не самый плохой инструмент для поднятия рейтингов.

Писатель же, с некоторым разочарованием, но в то же время и пониманием, подбирал аккуратно слова, так, чтобы не только обозначить свою позицию, но и чтобы она оказалась доступна для понимания уважаемых слушателей. Проговорив это всё про себя, он не сдержался от улыбки и продолжил: – Что ж, давайте тогда я всё же кое-что проясню.

18. Энни бежала сквозь улицы просыпающегося города, ощущая то брызг капель воды, то одновременно ощущая, как находится посредине огромной бескрайней пустыни. По ощущениям одновременно она также буквально пролетала через жизни тысяч, миллионов людей различных эпох, слыша миллиарды различный лживых и правдивых историй на всех человеческих языках, которые, одновременно сливаясь в единую музыкальную симфонию, вместе с тем стихали, чтобы путешественница оказалась в оглушительной тишине, где, казалось, само понятие звука было не более чем фантазией, лишь несбыточной мечтой, к которой стоило стремиться просто потому, что ничего иного не оставалось.

Таким образом, периодически то разрываемая голосами, то умирающая от высасывающей саму жизнь тишины, Энн бежала всё дальше и дальше, ощущая то, как она плывет по волнам, подобно кораблю первооткрывателя; то, как превозмогая жажду, пересекает огненную пустыню, пытаясь достигнуть своей цели, которая в конечном итоге может оказаться не более чем подлым миражом, что, парадоксально, может быть самой ценной правдой для человека. Казалось, сейчас ей открываются все знания о мире, они буквально подбрасывают ее тело и дух, проверяя на прочность и первое, и второе. И хотя во многих культурах те молекулы, что блуждали в ее организме, были названы самим дьяволом, а во многих уголках современного мира нещадно клеймились и уголовно преследовались, Энни знала, что несмотря на всю угрозу, которая шла и от самих энергофруктов, и от мира, в котором она сливались с ними, а возможно даже становилась самой их частью, лишь одним из отражений их бесконечной мудрости, несмотря на всё это, она знала, что иначе и быть не могло, и то, что она сейчас испытывала, и то, что несла этот груз знаний в и так переполненном информацией пространстве северной столицы Конгресса. Весь этот мегаполис, со всеми своими узлами переплетенных судеб, когда-то был домом для человека, что заново переоткрыл, возродив из веков мракобесия настоящую Человеческую Цивилизацию, являл собой неотвратимость, которую следовало принять, и во что бы то ни стало постараться сохранить свой разум, по крайней мере, пока ее задача не будет исполнена. Но как девушка узнала бы, что действительно достигла всего того, что должна была сделать? Как она должна была изменить весь мир, только лишь догнав дикаря, который чуть не убил ее возлюбленную? Каким образом она, даже имея все свои знания, всю свою историю, да и всего человечества, могла исправить это дикое, даже не животное, но что-то куда менее разумное? И даже, если у нее это получится, разве ад вокруг прекратится? Разве не был ее нынешний побег лишь бесплодной попыткой самооправдания? Разве это было не бездарным актом творения, частью которого она осознавала саму себя, ведь если бы это действительно было так, если бы мир взаправду был преисполнен разумом, разве потребовалось бы так ухищряться в подобном безжалостном спектакле, где на кон были поставлены судьбы людей, а финальный итог всей пьесы – неизбежная смерть всех актеров? И, как следствие, неизбежное поражение и потеря всего? Энн не знала ответа на этот вопрос, но чувствовала, как на ее глазах выступили слезы, и она, хотя и фокусируясь на убегающей пылающей точке, не отвлекалась на все те ощущения, что щекотали ее кожу и нервы, всё же будто бы видела вереницы людей, а точнее, призраков вокруг себя, что уже давно умерли и были лишь тенями, бесконечным напоминанием бесполезности всего, чем она была занята, ведь даже в будущем нет спасения, так как сама девушка станет точно такой же бесплотной сущностью, которая не найдет покоя и будет лишь бескомпромиссным доказательством, уроком остальным, заключающимся в том, что эту партию у жизни невозможно выиграть никогда.

– Так как, каким образом?.. – Энни, чувствуя, как с каждым шагом эти мысли, подобно свинцу на плечах, придавливают ее к земле, как она должна была еще иметь энергию на то, чтобы сделать хоть что-либо с этим безумным существом, что убегало от нее?

И тут среди скрежета мертвецов вокруг, которые превратились в единый монолитный узор лиловой смерти, который сверкал вокруг нее, подобно микросхемам безжизненного компьютера, раздалась волшебная прекраснейшая музыка, которая также была частью этой величественной архитектуры бытия, что разворачивалась вокруг нее. Энн видела уже перед собой не какой-то фантом, а вполне конкретную цель, которая вырисовалась в силуэте близкого ей человека ее родного племени шаманов, которого, хотя она никогда и не знала, но частью которого была всегда, который в своем образе объединял всю ту симфонию, что слышала она вокруг себя. Улыбаясь, Энн протянула руку, будто бы в ответ на это приглашение слиться с ними в бесконечном экстазе объединяющего их безмолвного знания, которое и единственно было реальным во всем мироздании.