Алекс Бранд - Жених и невеста. Отвергнутый дар

– Зачем?

– Нуу… Занимаются они тут, ээ, не только тут, в общем… Разным. – он поморщился, вспомнил прочитанное? Не хочет об этом говорить?

– Слушай, – он снова твердо посмотрел мне в глаза этим своим взглядом, – ты можешь уйти.

– Что? – от неожиданности я пролепетала это еле слышно, – уйти?

Он кивнул.

– Я не имею права тебя удерживать, раз такое дело, понимаешь? Ты любишь не меня, а я… – он запнулся и только махнул рукой, дескать, сама все понимаешь.

Да. Понимаю.

– Я люблю его, а ты не любишь меня. Меня ты только помнишь. Ты втрое старше, даже больше. Я тебе в дочки гожусь, в маленькие. Мы чужие. Все сказала?

Глаз он не опустил. Только кулаки сжались. Я невольно пригляделась, так он их раньше не сжимал. Сейчас от них чем-то повеяло… Опасным. Он ответил, хрипло так, словно заставляет слова выходить наружу. Ответил то, что должен был.

– Да. Все сказала правильно. Ты можешь уйти, прямо сейчас. Если…

– Если что?

Он глубоко вздохнул и отвёл глаза. Тихо произнес, глядя в темнеющее окно. Мы и не заметили, как прошло время. Наступил вечер. Так незаметно… Он почти прошептал, глядя в неторопливо сгущающиеся вечерние сумерки.

– Если хочешь уйти.

Он встал со стула, подошёл к окну, несколько мгновений смотрел на горящие напротив окна, повернулся ко мне черным силуэтом без лица. Без лица… Я сейчас могу встать и уйти. Он сейчас освободил меня. Я ничего ему не должна. Ведь передо мной – не тот, кого я знала. Любила. Нас ничего не связывает. Ну же. Вставай. Иди. Разум шепчет так ласково, настойчиво и убедительно. Но прежде, чем я дала вкрадчивому голосу набрать силу, помимо воли спросилось. Само.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? Да или нет? Говори. Сейчас. Да или нет?

– Нет, – похоже, и он сейчас заглушил в себе такой же вкрадчивый голос.

И я поняла, что этот голос утром убеждал его молчать, скрыть от меня произошедшее. Тихо устроиться. Использовать меня, наивную, глупую, ничего не знающую. И он – отказался. Как отказался бы и будучи самим собой. Я знаю. Ты теперь другой. Но есть вещи, которые не уходят, не меняются, даже и спустя тридцать пять лет.

– Тогда я не уйду.

Он ещё пытался меня убеждать. Честно пытался. Но я – выбрала. Здесь и сейчас. Да, я подросток, многого не знаю и не понимаю. Я глупая. Но… Он не предал меня, не солгал, не использовал. А я в ответ развернусь и уйду, бросив его? Перед глазами вдруг совсем некстати возник тот самый 'Вася из параллельного' … Ооoo, вот кто просто соколом кинется завоёвывать… И сегодня в школе чувствовала его взгляд в спину, неприятный такой. Круги пошли, что у нас что-то случилось нехорошее. Засуетился сразу, шакал Табаки. Рожу ему набить надо. Стало противно, захотелось плюнуть. Была бы на улице, так бы и сделала. Снова покосилась, представила, как этот совсем небольшой, но опасно сжатый кулак врезается в физиономию Табаки. Понравилось. Нет уж. Я не брошу его. Сейчас приду домой, тихо поплачу в подушку. Пройдет ночь, наступит утро. И мы встретим его вместе. Решусь ли ночью позвонить? Что я ему скажу? Не знаю. Не знаю. Вот так, наверное, взрослеют.

Я посмотрел на мерно тикающие в нише серванта часы. Почти восемь, основательно стемнело. Свет мы не зажигали, так и сидели, разговаривая в полумраке комнаты. Ее силуэт на диване, поблескивающие глаза. Этот трогательный комсомольский значок, который она то теребит, то оставляет в покое. Ей пора домой. Вот тоже покосилась на часы, тихонько вздохнула.

– Проводишь?

– Конечно.

Она посмотрела на меня, склонив голову, прищурилась. Или показалось в полутьме?

– А дорогу ты помнишь?

Я усмехнулся, встав со стула и потянувшись, все тело затекло. И ещё кое-куда надо. Ей, думаю, тоже. Включил лампу, вспыхнувший свет больно ударил по глазам, она сморщилась и заслонилась ладонью.

– Все я помню, и тебя не заведу никуда, и сам потом не потеряюсь.

– Ага… – она протянула это, тоже встав, и посмотрев куда-то мне за спину, – Саш… Можно, я зайду на минутку? Ну…

Я только и мог, что пожать на это плечами.

– Давно тебе нужно разрешение, чтобы куда-нибудь здесь зайти?

Она не ответила, мгновение поколебалась, шагнула вперёд. Остановилась. Я понял, почему. Загораживаю дорогу, а ей не хочется проходить вплотную ко мне. Ей сейчас со мной очень, очень неуютно. Она старается справляться. И это очень заметно. Невозмутимо отошёл в сторону, на ее лице заметил секундное выражение облегчения. Негромко стукнула дверь, щёлкнул шпингалет. Так она раньше никогда не делала. Забежала, дверью хлопнула небрежно, выбежала. Все. Теперь она тщательно закрылась. Это место перестало быть родным, перестало быть домом. Здесь чужой.

Всю недолгую дорогу до ее дома молчали. Все сказано, говорить не о чем. Не взяла за руку, под руку, никак. Разумеется, я не пытался тоже. Просто шли рядом, портфель она несла сама, я не навязывался. Глядел прямо перед собой, мне ничего не интересно, я ничего не хочу видеть, слышать. Не хочу никого встретить. Отвести ее домой. Все. Что будет дальше? В ответ на этот вопрос – звенящая тишина в голове, холод в душе. Да, был момент дома, когда говорили. Он испугал меня. Словно лёд слегка нагрелся, начал таять. И снова зашептал этот вкрадчивый голос. Надеюсь, она ничего не заметила, не почувствовала. Скорей бы уже дом…

Она помедлила, прежде чем вставить ключ в замок. Я молча стою рядом, не пытаясь ничего сказать. Повернулась. Прошептала, протянув руку.

– Хочешь, я верну ключ?

Я стиснул зубы, кулаки сжались. Если бы сейчас мне попался тот, кто устроил весь этот кошмар – убил бы, разорвал на части. Это не по-людски, не по-божески, это даже не по-дьявольски, творить такое. Это… Словно гадкий испорченный ребенок дорвался до Силы и… Играет. Господи… Это же просто игра, игра в куклы. Перед глазами огнем вспыхнуло написанное им когда-то…

Дети играют в куклы. Дети ломают куклы.

Играешь, мразь? Хорошо, мы сыграем! В эти быстрые секунды, когда она протянула мне ладонь, на которой поблескивал ключ… Ключ, который я ей дал когда-то. В эти секунды, когда я достал из кармана ключ, который дала мне она… В эти мгновения, когда я вспомнил тот день, тот час, ту минуту, когда мы обменялись ими, как кольцами, своим, только своим ритуалом обручения… Детским, наивным. Ставшим для нас самым святым, самым дорогим. И сейчас сломать, уничтожить все это? В эти быстрые мгновения я все понял. Играешь, сука? Будет тебе игра!

Я покачал головой и медленно сжал ее горячие дрожащие пальцы. Она позволила мне коснуться себя. И я так же медленно, чтобы она видела все, сжал свои пальцы на ее ключе.

– Нет. Не хочу. И ты не хочешь. Да?

Она помолчала. И тихо произнесла, зябко поежившись.

– Сейчас ты уйдешь. Пока мы были там, у тебя… Пока говорили… Все как-то отступило, посветлело даже. А теперь… Будет ночь. Долгая-долгая ночь… Мне больно и страшно, Саш. Прости… Я… Я не знаю, как сказать… Ты иди. Хорошо? Не заблудишься?