Алекс Бранд - Жених и невеста. Отвергнутый дар

– Это он?

– Да, – мужчина усмехнулся и повернул ее лицо к себе, в полумраке комнаты оно казалось почти черным, – я помню, как под очень страшным секретом героиня этой сцены кое-что тебе потом рассказала. А ты мне, хороша подруга. О, как мило мы краснеем… Ай! Ну когда ты отучишься щипаться?

– Никогда! И она не была мне подругой. И, да, я помню все. Все! Как и то, что… – она запнулась, смутившись.

– Что?

Она решилась.

– Все было не так. Ну, не совсем так.

– Разве?

– Ну… Слушай, вот почему им всем, – она мотнула головой на экран, – почему им всем непременно нужно влезть девушке в зад, а? Причем сходу, блин! А она и рада такому счастью! Вот ты – сколько меня уговаривал? И как – была я рада этому незабываемому событию? Ась?

– Нуу… Как тебе сказать, ээ…

– Я вся – ухо. Слушаю.

Он снова усмехнулся, покосившись на ровные строчки текста.

– Не говорят так по-русски, «я-вся-ухо», – мужчина посерьезнел, усмешка исчезла, – Это ведь не главное, – тихим шепотом он произнёс короткое слово.

Женщина замерла – это ее тайное имя, не для чужих. Только для них, еще с тех давних времен. Придуманное для нее, для самого сокровенного. Прошептала в ответ.

– Ты прав. И, знаешь, хоть и противно, но давай прочтем. Ты говорил, что он рано или поздно появится и напишет.

– Разумеется, появится. Не утерпит.

– Расскажет?

– Угу. Поведает миру свою историю. Как и все они, – мужчина запнулся и поправился, – как и некоторые из нас. Но каков, а? Вдвое больше и не иначе!

Она хихикнула, потерлась щекой о его плечо, устраиваясь удобнее, перевела взгляд на экран – блеснули кошачьей зеленью глаза. Кивнула.

– Сегодня ночь сюрпризов, милый.

– То есть? Есть что-то, чего я не знаю до сих пор?

– Шш, не воюй. Ой! Дурак!

– Не только ты умеешь щипаться, малая. Колись!

– Ка-ак интересно… Мы ревнуем?

– Придушу!

Она внезапно сильно обняла его и прижала всем телом к жалобно скрипнувшему креслу, оно сдвинулось назад, смяв толстый ковер. Шепнула, обдав лицо горячим дыханием.

– Конечно. И не иначе! И ты тоже расскажешь мне, покажешь. Да?

– Хочешь увидеть?

– Хочу. Особенно после того, что этот рассказчик написал про нас.

Она подчеркнуто медленно перегнулась через мужчину, протянула обнаженную руку, под гладкой кожей вдруг обозначился бицепс. Сверкнул фуксиевой искрой ноготок, палец нажал кнопку, вспыхнул второй экран. Ровные строчки текста, обрывающиеся на середине.

Его губы искривила усмешка. И не иначе! Хорошее завершение сцены. Настоящий мужчина всегда на высоте. И это – читают. Где-то на задворках сознания постоянно тлело удивление. Это – читают? Серьезно? Счетчик равнодушно подтвердил – да. За сутки – больше двух тысяч, и стоит обновить страницу – число растет. Да, в комментариях народ плюется, сыпет всеми этими «нечитаемо», "аффтырь убейся", "в СССР все было не так", "ГГ чмо". Усмешка бледных сухих губ стала шире. Плюйтесь, давайте. Все равно – открываете, читаете. Потому что в глубине души – завидуете моему герою. Хотите оказаться на его месте, вкусить наслаждение с влюбленной послушной девочкой-подростком. Хотите рулить, решать, распоряжаться. Да банально хотите поднять бабла и тратить его как заблагорассудится, хотите ногой открывать высокие двери. В вашей жалкой никчемной жизни такого не будет никогда. Так пусть хоть в жизни воображаемой – состоится. Есть такое у всех этих «критиков», есть. Тихо грызет, украдкой шепчет по ночам на незримой грани сна и бодрствования. Хочу туда! Хочу ее! Но ведь стыдно, верно? Стыдно взрослому человеку, отцу семейства – признаться в таком даже самому себе. Потому – аффтырь, убейся! Хрен вам. Не дождетесь. Я знаю, чего вы хотите. И я вам это дам, даже и против вашей ханжеской двуличной воли. Пожалуй, стоит подбавить подробностей в середине абзаца.

"Он страстно раздвинул в стороны ее горячие аппетитные упругие гладкие булочки и медленно ввел палец в узкую дырочку ануса, девушка тихо простонала от наслаждения. И сама начала наползать на осторожно продвигающийся палец, соблазнительно повиливая бедрами."

Вот так. Он вздохнул, снял очки и потер усталые покрасневшие глаза. Шесть часов перед монитором, а что делать? Если хочешь заработать на кусок хлеба с маслом, нужно выдавать по роману в месяц. И хорош уже читать хейтеров, сколько раз говорил себе. Пустая трата времени и сил. Что они знают, что понимают? Ни-че-го! Они ничего не знают! Пальцы сомкнулись на стакане воды и судорожно сжались, словно он хочет не напиться, а задушить кого-то. Пальцы пятидесятилетнего человека, покрытые узлами артрита. Человека, день за днем сидящего в небольшой комнате перед серебристо светящимся монитором. Он отпил несколько глотков воды, утер губы и прикрыл глаза, откинулся на спинку кресла. Если бы они знали… Если бы они только знали… Что все написанное им – правда. Это – было! Ну, почти правда. Например, на анальный секс она согласилась только через месяц. Пришлось поуговаривать. Но кому это интересно? Как сказано в старом добром фильме – "хочу монтаж!" Вот и получите монтаж, уроды. Ненавижу. Ненавижу вас.

Но надо успокоиться и писать дальше. Пока воспоминания не увели его туда, где вспыхнет тот взгляд. В нем тоже была ненависть, чистая незамутненная ненависть. Словно зарница сейчас мелькнула среди черных строчек компьютерного текста. Словно взгляд с той стороны. Нет, не нужно. Не сейчас. Пишем дальше. Не нужно о мрачном, вспоминать и рассказывать нужно позитивно. Герой должен жить легко, приятно, иногда превозмогая некоторые трудности. Как же все хорошо начиналось… От кончиков дрогнувших пальцев вверх ударила волна, словно вены заполнились не кровью, а чистым бурлящим пузырьками шампанским. О, то первое чувство первого мига, когда он осознал и поверил – не сон. Правда!

Начало праздника было жутким. Рассказывать о нем подробно поклонникам не стоит, да и самому вспоминать не хочется. Как обычный сон внезапно залила черная клубящаяся тьма, пронизанная низким гулом. Тусклые багровые вспышки, ощущение полного конца всему. Захлестнул ужас, бежать, проснуться! Ноги не парализовало – все было куда хуже. Если парализован, можно оскалить зубы в усилии и бороться, пытаться ползти. А что делать, если по пояс врос во что-то твердое и при этом отвратительно подвижное? Словно муха в куске янтаря, который вот-вот… Что? Низкий гул надвинулся со всех сторон, придавил сверху, отдаваясь в костях нарастающей болью, мелкой тошнотворной дрожью. Он понял, что когда страшный гул опустится еще на тон – по костям зазмеятся трещины. Он начнет исчезать, распадаться. Он не хочет. Не хочет! Бежать! Любой ценой, куда угодно. Вырваться из ловушки. Да! Движение. Он свободен. Нет. Как и был, намертво вросший в свою ловушку, он во внезапно наступившей тишине обрушился вниз. Тьма. Так, наверное, умирают.