Наит Мерилион - Хороший список

– Вот как? – рассуждения веревки казались мне смешными, как если бы человек из плохого списка рассуждал о смысле жизни.

– Да, я знаю, что ты за первый год ссслужбы Янемагу из плохого списка попал в список ожидания и провёл там целых сссемь лет. Я знаю, что ты так яросссссстно и неутомимо работал подрывником, выжигал плодородные земли конкурентов, подогревал недовольства в деревнях и городах, подготавливая восстания, что тебя прозвали Карри Огневик. Я знаю, что сссслужишь ты самозабвенно и верно и ты никогда не брал себе лишнего и не пытался обмануть плательщиков. Ты не заводишь друзей и приятелей среди воров и подрывников. Видать, метишь на большее. Видишь, сссколько я знаю?

– Ты, и правда, подготовилась к встрече, может, в таком случае посвятишь меня в свою историю? Возможно, следует обращаться с тобой более почтительно?

– Я всегда жила в Медине и служила только людям высокого калибра. За мои зассслуги мне даже позволили иметь имя. Меня зовут Ссссайко. И я верю, что однажды стану служить Веревочному королю.

– Что же ты наделала, Сайко, раз тебя угораздило стать моей верёвкой?

– Нарушила правило, но я не хочу говорить об этом. Больше такого не повторитссся, и я снова получу право служить только сильным мира сссего.

– Насколько я знаю, веревка не может перейти к новому хозяину до тех пор, пока не умрет прежний.

– Верно, а значит, я буду ждать твоей сссссмерти, слабый хозяин Огневик.

– Значит, прежний хозяин умер? И как же он умер? Ты удушила его?

– Я не душила его, но я его не спасла.

– Значит, не умеешь ты служить, веревка.

– Умею! Однако в обязанности веревки не входит ссспасать нерадивых хозяев, мы лишь шпионы и слушаем, ссследим, добываем информацию.

– Истинная служба не ограничивается набором правил. Только тогда она является истинной. Именно за такую службу я получил то самое задание, которое и привело меня сюда.

– Я не буду спорить с тобой. Если ты думаешь, что Янемаг ценит твою сссслужбу, ты ошибаешься.

– Янемаг ценит мою службу, уверен, его веревки донесли ему все о моем поведении за прошедшие семь лет.

– Ты ошибаешься, и на правах твоей шпионки я могу тебе это доказать.

– Пока не вижу надобности в твоих услугах.

Конечно, я хотел удостовериться в том, что Янемаг меня ценит, но точно так же я боялся разочароваться в своих убеждениях, а потому не захотел принять предложение веревки. Тем более у меня была весомая причина ей не доверять – она желала мне смерти.

За пять минут до шести я стоял в гостиной в ожидании своей спутницы.

Вильфионеда Энберри явилась с первым звоном колокольчика настенных часов. Слишком пунктуальна для легкомысленной женщины и слишком спокойна для сокрушенной горем вдовы.

– Ты вовр’емя, Ка, – она смерила меня оценивающим взглядом, но, так и не найдя изъяна, позволила себе улыбнуться.

Я хорошо изучил богатых господ, их манеру одеваться и разговаривать, а потому с этим у меня проблем не было. Будучи уверенным, что рано или поздно стану жителем Медины, я жадно наблюдал за всеми теми, кто ещё вчера мог смотреть на меня свысока.

Но уже не сегодня.

Тетушка вальяжно подала мне руку, точно епископ в ожидании приветственного поцелуя.

– Хор’ошо ли я выгляжу для вдовы?

– Вполне правдоподобно.

– Твой нер’азумный язык тебя погубит однажды. Следовало сказать «да» и ничего более.

Помогая Вильфионеде спуститься в лодку, я сжал ее руку сильнее, чем полагалось, и отпустил раньше, чем того требовали приличия. Я не любил, когда женщины пытались взять на себя ведущую роль, а для умной женщины этого небрежного и грубого жеста было достаточно, чтобы все понять.

Тетушка поджала губы и сохраняла молчание почти всю дорогу, явно оскорбленная моим поведением. Но, как и любая женщина, не выдержала:

– Ты не отличаешься изысканными манер’ами, Ка. Но р’азве можно ожидать их от выходца с Левого бер’ега?

– Думаю, что лучше вообще никогда ничего не ожидать так же, как и вы не ожидали от меня новостей о муже.

– Мер’завец.

Сопровождаемые неприятной усмешкой ее шелковые перчатки поползли к локтям. Ее руки упрямо натягивали на себя красоту шелка, хотя змеи обычно сбрасывают кожу. Шелк. Я же должен его ценить.

– Веди меня на пр’ием Маэстр’о, я обожаю его музыку. И да, на этом пр’иеме мы не будем долго. Тебе пр’идется меня увести, сам понимаешь, мне не до веселья. Это лишь жест вежливости. Я пр’едставлю тебя сенатор’у Касти. Возможно, скор’о он станет нам ближе. Будь с ним пр’едельно мил. Это все, что от тебя тр’ебуется на сегодня. Никакой импр’овизации.

Мы окунулись в атмосферу бала, данного в честь Маэстро. Я слышал его симфонии и раньше, не сказать, что бы я был большим поклонником музыки, но насчёт Маэстро у меня были свои планы. Когда Мару войдёт в хороший список, ей нужно будет чем-то заняться. Чем-то приятным и не тягостным, а я всегда видел в ней склонность к музыке.

– Представь меня Маэстро, – забывшись, я перешел с ней на «ты».

– Умер’ь свой аппетит, мальчик. Ещё вчер’а ты спал на гр’язном белье в какой-нибудь омер’зительной общественной ночлежке, а сегодня уже тянешь свои загр’ебущие гр’язные лапы к Маэстр’о?

– Тебе нужен сенатор, мне – Маэстро.

– Смелостью ты, может, и отличился на своей пр’ежней р’аботе, но здесь нужен ум, тактика, дипломатия. Скор’ее всего, тебе даже не знакомы подобные понятия.

– У меня нет на это времени, Вильфионеда. Тебе нужен сенатор, а мне – Маэстро. Согласись, что это абсолютно неравноценные услуги.

– Пр’и случае я дам знать Янемагу, что ты слишком туп для той р’оли, на котор’ую тебя взяли по стечению обстоятельств.

– При случае. Но сегодня сенатор в обмен на Маэстро.

Или мне показалось, или она действительно заскрипела зубами. Вцепившись в мою руку острыми когтями и делая вид, что следует за мной, она подтолкнула меня в сторону Маэстро.

– Мон сеньор’, добр’ого вечер’а, – с придыханием обратилась она к белокурому музыканту, в одно мгновение из озверевшей мегеры превратившись в томную печальную вдову.

– Мои соболезнования, сеньора Энберри, я и не ожидал увидеть вас в такой день, – Маэстро поцеловал поочередно руки тетушки, успевая оглядеть меня с ног до головы. Излишне фарфоровое лицо, подведённые тушью глаза, напомаженный парик – все выдавало в нем человека, крайне неуверенного в своей внешности и положении, несмотря на бешеную популярность.

– Я не могла не пр’ийти, мон сеньор’. Но поймите меня пр’авильно, долго я пр’обыть не смогу. Тяжело.

– Конечно, моя дорогая. Конечно. Если я могу чем-то помочь, просто дайте мне знать.

– Не беспокойтесь, все хлопоты со мной р’азделит мой племянник, мой дор’огой Карр’илиан Вар’ковски.