Наталья Антарес - Исходное состояние

Я бросилась к нему бегом, одержимая мыслью остановить его, я чуть не врезалась в него с разбегу, но, поравнявшись с ним, тут же в ужасе отшатнулась. Человек оторвался от сосредоточенного созерцания вагонов и повернулся ко мне. Его глаза, огромные, черные, глубокие смотрели на меня с равнодушным выражением обреченного. И именно этот взгляд, казалось, пронизывающий меня насквозь, проникающий мне под кожу, вскрывающий мне вены, заставил меня резко дернуться назад. Я будто в тумане услышала шум приближающегося на бешеной скорости автомобиля, поняла, что, похоже, путь земной на этом окончен, но развить эту во многих отношениях интересную мысль у меня не вышло. Одним рывком я оказалась отброшенной на тротуар, и, когда способность к здравому мышлению неохотно вернулась в мой усталый мозг, медленно осознала, что я все еще жива, а мой случайный спаситель внимательно изучает меня своими нереальными глазами.

Неимоверным усилием воли я заставила себя не делать две вещи: во-первых, на этот раз я смело встретила его взгляд, а во-вторых, сразу после вышеупомянутого подвига железной рукой придушила желание отползти подальше. Пережитый стресс пульсировал в висках противной ноющей болью, я то ли лежала, то ли сидела на грязном холодном асфальте, рядом стоял незнакомец с глазами выходца из потустороннего мира, а мимо все так же летели машины и никому не было до нас дела. Хотя, если уж быть откровенной, не скажу, что данный меня факт меня особо огорчал.

Бледная ладонь с длинными изящными пальцами осторожно коснулась моей дрожащей руки. Незнакомец молча нагнулся, помог мне подняться и снова повернулся к перилам.

–Спасибо, – сказала я единственное, что пришло мне на ум. В принципе, я не собиралась заводить никаких разговоров, но уж очень хотелось услышать его голос. Учитывая, какие эмоции вызвал во мне его взгляд, я предусмотрительно уцепилась за грязный поручень перил и теперь была готова хоть к ультразвуку.

–За что?– голос прозвучал тихо и проникновенно, но только и всего. При этом в нем звучало искреннее удивление и странный тягучий акцент. Иностранец,– категорично навесив ярлык, я сразу почувствовала себя намного увереннее. То, что мы можем объяснить рационально, как правило, пугает нас гораздо меньше.

–Вы спасли мою молодую и красивую жизнь, если сами не заметили, – терпеливо разъяснила я.

–Не заметил чего, то, что спас вам жизнь, или то, что вы молоды и красивы? -улыбался он кончиками губ, как улыбаются, когда пытаются скрыть насмешку. Я позволила себе улыбнуться в ответ.

– Ночью все кошки серы.

Иностранец промолчал. Он явно не намерен был продолжать беседу, конечно, я ведь отвлекала его от…

–Послушайте, вы, -сраженная наповал внезапным откровением я чуть было не схватила его за рукав черного кашемирового пальто, – вы же не … ,– дальше у меня, если выражаться словами классика банально « в зобу дыханье сперло». Я хватала ртом промозглый сырой воздух, и не могла никак выдавить из себя эти страшные слова.

Незнакомец сам пришел мне на помощь. Удивительно красивым жестом он отбросил с лица иссиня черную прядь и снова посмотрел на меня тем пугающим пронзительным взглядом, из-за которого я опять готова была бежать куда угодно, даже на проезжую часть.

–Я собираюсь вернуться в исходное состояние. Очень прошу не мешать мне, –отчеканил он, – я и так не уверен в успехе, а ваше присутствие нарушает равновесие. Если ничего не выйдет, я могу превратиться в жабу, или в ящерицу, или в…

По-моему он еще что-то говорил, но у меня в мозгу уже сложилась довольно четкая картина происходящего. Обыкновенный псих. Конечно, кого еще черти занесут на мост посреди ночи. Нет, конечно, есть категория депрессивных самоубийц, разочарованных в бренности земного существования, но вероятность того, что они перед совершением акта расставания с опостылевшей жизнью начинают живо интересоваться реинкарнацией, ничтожно мала. Надо действительно оставить его в покое, пусть творит, что хочет, судя по поведению, мозгов у него только для жабы и хватит, или в кого он там еще боится посмертно трансформироваться. С другой стороны, психопат, не психопат, а мою жизнь, в запале названную молодой и красивой, он все-таки спас.

–Как вас зовут? –стараясь говорить сухим безэмоциональным тоном, спросила я.

Мой таинственный собеседник пружинящей походкой приблизился ко мне. В блестящих, как нефтяные пятна, глазах читалось такое откровенное презрение, что мне стало не по себе.

–Меня зовут Микаэль, а вас? –подчеркнуто светским тоном произнес незнакомец. Прозвучали эти вроде бы вежливые слова с неприкрытой издевкой.

Я уже приоткрыла рот, чтобы назвать свое имя. Но вовремя осеклась. Какого черта? Разве уходя в никуда, бросая привычный и несмотря на всю его несправедливость родной мир, я не намеревалась покончить раз и навсегда со своим прошлым? Разве не мечтала я, лежа на верхней полке душного, пропахшего несвежим потом и столь же несвежей провизией купе о том, как сойду на станции, название которой неизвестно даже мне самой, и начну новую жизнь? Разве я не выбросила на ходу свои документы вместе с мобильным телефоном, и разве не смотрела я как голубая корочка моего паспорта словно отпущенная на волю птица улетает в бескрайнюю степь? Неужели это была не я? А настоящая я –это закомплексованная трусиха, которая только и мечтает поскорее вернуться в налаженный быт, в свою тесную, но теплую клетку?

–Нелли,– трусиха умерла. У нее хватило смелости только на то, чтобы спрыгнуть с поезда вслед за документами. Прощай, маленькая трусишка.

Наверное, улыбка, появившаяся на моем лице сияла, как солнце в середине погожего летнего дня, потому что Микаэль (значит я угадала. Он иностранец!) прищурился и даже попытался занавеситься блестящими прядями волос.

–Итак, Нелли, я спас вам жизнь, – похоже этот факт не будил в нем никаких положительных эмоций, да и судя по неуверенности, сквозившей в голосе, осознал он его только что, – живите долго и счастливо, идите домой или куда вы там направляетесь, а у меня есть неотложное дело. Здесь. Сейчас, -последние слова прозвучали ударами топора по неподатливому бревну. Вероятно, дубовому.

Я поежилась от внезапного порыва холодного осеннего ветра, ближайшего родственника фирменного взгляда Микаэля, если судить по способности пронизывать насквозь мой и так измученный организм.

– Давайте уйдем отсюда вместе, – попросила я как можно более нейтральным тоном, – здесь прохладно и..,– тут я случайно посмотрела вниз на громыхающий по рельсам очередной паровоз, – высоко.

Микаэль рассмеялся неожиданно звонким издевательским смехом. Его бледное, аристократическое лицо отражало настолько противоречивую гамму чувств, что я тоже не смогла сдержать улыбку.