Александр Розов - Голод богов (1)

— … Засунуть пятками в кипяток, — продолжил Каммерер, — очень действенный метод. Используется в хонтийской контрразведке на Саракше. Вот бы дружище Айзек нам бы рассказал бы…

— Максим, ну что у вас за казарменный юмор, — проворчал Горбовский, обстоятельно устраиваясь за столом, — мы собрались по достаточно серьезному поводу и давайте будем держаться в рамках.

— Тем более, что Бромберга совершенно не обязательно пытать, — добавил Комов, — он сам радостно поведает, как всех облапошил.

— Мне вообще иногда кажется, что он занимается этой альтернативной наукой лишь ради того, чтобы поиздеваться над культурной общественностью, обоими КОМКОНАМИ и Мировым Советом, — заметил Бадер.

— Вы оба не правы, — Горбовский тяжело вздохнул, — Айзек всегда был предан науке, и то, что он понимает науку иначе, чем мы, еще не повод… Знаете, они называют свою науку «А-наукой», а нашу — «Б-наукой». То есть «безальтернативной». Довольно таки пренебрежительно. Но ведь мы первые начали, назвав их науку «альтернативной», также с явным оттенком пренебрежения. В смысле, что у нас — наука, а у них — так, наукообразие. В общем, сколько людей — столько мнений… Извините, коллеги, я отвлекся. Максим, пожалуйста, найдите Бромберга. По-моему, без него нам сегодня никак не обойтись.

— Сию минуту, — сказал Каммерер, что-то нажал на своем коммуникаторе, и посреди зала появился фантом весьма озадаченного Бромберга, — Оп! Привет, Айзек! Рад вас видеть! А вы рады?

— Я? — переспросил тот, — я весьма не рад. Если быть более точным — я возмущен вашими бестактными действиями. Вы перехватываете частный канал, по которому со мной должно было связаться совсем другое лицо. Вы фактически вторгаетесь в мое жилище. Интересно, а если бы я был не одет? Или если бы я был, простите, в сортире? А здесь, как я могу заметить, присутствует дама. Оля, вы же приличная девушка, как вам не стыдно участвовать в таком непристойном спектакле?

— Айзек, приберегите эти изыски для другой кампании, — сказал Бадер и демонстративно зевнул.

— А вы, Август, вообще ничего не понимаете в происходящем. Как, кстати, и Геннадий. Я еще понимаю, что можно обсуждать с Леонидом, но с вами…

— Лично я намерен обсудить с вами прозаический вопрос о похищении человека, — спокойно пояснил Комов, — думаю, на это моей квалификации хватит. Как и на то, чтобы по интерьеру определить ваше нынешнее местонахождение. Вы ведь опять сбежали на Тагору, верно?

— Выбирайте выражения! — огрызнулся Бромберг, — я не сбежал, а приехал на семинар Лабораториума, членом которого являюсь уже двадцать с лишним лет. И придержите свою фантазию.

— Это на счет чего?

— Это на счет вздорных обвинений в похищении человека.

— Вот как? А имя Виктория О'Лири вам ничего не говорит?

— Оно и вам ничего не говорит, — ответил Бромберг, — или вы намерены здесь разбирать тайну личности? Низко же вы пали, если…

— Прекратите, Айзек, — вмешался Каммерер, — вы прекрасно поняли, о ком идет речь. Если вы скажете, кто она такая, то нам не придется перекапывать всю БВИ, сопоставляя антропометрию, биокинетику и сообщения об исчезновении людей. Но если вы будете молчать, то мы это сделаем. И мы найдем ее настоящие данные, даже если придется убить на это год работы. А потом…

— А потом, — вмешался Комов, — мы объявим вам вторичную ссылку на Тагору, только уже не на 500 суток, как в прошлый раз, а на 5000. То, что вы уже там, сильно облегчает задачу. Нам не придется силой запихивать вас в корабль, а потом выпихивать оттуда в пункте назначения.

— Какой пафос, — издевательски произнес Бромберг, — а теперь слушайте меня. Ни черта вы не найдете.

— Это почему? — спросил Каммерер.

— Потому. Вы все-таки не полный кретин, в отличие от некоторых, и можете без лишних подсказок догадаться.

— Ах, вот даже как…

— Именно так, Максим. Я тоже сначала не поверил.

— А я и сейчас не поверил. С какой стати им это делать?

— А нам с какой стати? Если там зачем-то болтаемся мы, то могут зачем-то болтаться и они. У меня никак не получалась цельная картина, пока я не сообразил, что игроков там на одного больше, чем кажется. Вот тогда все встало на свои места. Понимаете?

— Может — да, а может и нет, — сказал Каммерер, и после некоторой паузы, добавил — эту версию мы тоже проверим.

— Алло, Максим, о чем это вы? — спросил Комов.

— Да так, один старый спор… Давайте, все-таки, вернемся к делам института. Здесь не место обсуждать вопросы, связанные с тайной личности.

— Действительно, — вмешался Клавдий, — давайте поговорим об очевидных вещах. Я не знаю, кто забросил на Эвриту эту модернизированную Жанну д'Арк. Допустим, я даже поверю, что не вы, а, например… хм… ваши коллеги. Но модернизированного Жиля де Рэ ей доставили именно вы, Айзек. И обычная вялотекущая крестьянская война тут же превратилась в нашествие Аттилы с непременными Каталунскими полями в финале. На вашей совести четверть миллиона убитых людей, это до вас доходит — или нет?

— Ой, надо же! — Бромберг в притворном ужасе всплеснул руками, — людей! С каких это пор, Клавдий, вы стали считать эвритян людьми? С сегодняшнего дня? Может, даже приказ по институту издали: «в связи с последними научными данными, считать эвритян людьми, которые звучат гордо и созданы для счастья, как птицы для полета?»

— Не паясничайте, Айзек, — строго сказал Горбовский.

— Ему это скажите. Моралист нашелся. «На вашей совести, четверть миллиона». Просто Сенека какой-то, с нравственными письмами к Лицинию. А кто изображал разгневанного божьего ангела? Кто объявил священную антицветочную войну, а Клавдий? Кто сбросил на мирно трахающихся фермеров воздушный десант фанатиков-садистов?

— А не вы ли мне это посоветовали, Айзек? Разве не вы убеждали здесь всех в необходимости такого десанта? И убедили, черт вас возьми.

— Какого — такого? — спросил Бромберг, — я подсказал вам план военной операции. А вы устроили массовое аутодафе. Такого совета я не давал. Это была ваша собственная грандиозная глупость, из-за которой провалилось все дело.

— Но ваши намеки на отношение церкви к празднику тао… Такое решение напрашивалось само собой. Вы прекрасно это понимали и предвидели.

— Ах, мои намеки? Мое предвидение? Понятно. Блаженны нищие духом. В смысле, идиоты, органически не способные предвидеть последствия собственных действий. За их ошибки всегда отвечают другие, да, Клавдий?

— Айзек, я признаю, что я был идиотом, позволив втянуть институт в вашу интригу.

— Ну, значит вы не безнадежны, — неожиданно улыбнувшись, сказал Бромберг, — и, между прочим, все не так уж плохо получилось.

— Что? — изумленно переспросил Бадер, — я не ослышался? Вы сказали «не так уж плохо»?