Л. Моргун - Изберу себе казнь

– Зачем? – настороженно спросил Максим.

– Значит вы опасаетесь и полиции тоже?

– С чего вы взяли?

– Или выложите мне полмиллиона неустойки?

Максим сел и тупо уставился в пол.

– Значит будем работать?

– Послушайте! – воскликнул Максим. – Когда я шел сюда, я был готов ко всему. Но то, что вы предлагаете мне – это самоубийство! На этот вид казни я согласия не даю!

– Значит вы выбираете долговую тюрьму? Тоже нет? Видимо потому, что в полиции попросят вас сыграть на клавесине и сличив ваши отпечатки пальцев, могут выйти на след давно разыскиваемого ими… ну? договаривайте!

– Не ваше дело, – буркнул Максим.

– Совершенно верно. Не мое. Меня и не интересует ваше прошлое. Мне нужно знать, будете ли вы участвовать в нашем деле.

– Этого не разрешат сделать ни в одной стране. Разве что тайком.

– А в этом вы, милый мой, жестоко ошибаетесь. Убийство и самоубийство – грех, безусловно. Но мало ли вокруг нас встречается безумцев, готовых безо всякого веского повода рисковать жизнью? Тем более, когда дело касается профессионального спорта. Автогонщики рискуют жизнью в каждом заезде, как, впрочем, и горнолыжники и парашютисты. Поистине, даже в таком безобидном виде спорта, как лаун-теннис, прошлогоднего чемпиона угораздило сломать лодыжку. Что же говорить о прогулках на мотоцикле через горящие автобусы? Это ли не чистое самоубийство? Кетч и профессиональный бокс так же зачастую кончаются увечиями. Наша же фирма разработала и внедряет сейчас новый вид спорта «фит-файтинг» – групповое и индивидуальное фехтование боевым оружием. С соблюдением, разумеется, спортивной этики и всех необходимых мер безопасности. Безусловно, определенный риск все же остается. Но немногим больший, чем в официально признанных видах спорта. Существует, естественно, и коммерческий риск, но вас это не должно волновать. Наши юристы уже раскопали несколько любопытных законов, которые делают наш аттракцион вполне почетным и уважаемым бизнесом. Публика будет в восторге от столь новой и неожиданной концепции публичной казни. Мы догола разденем телекомпании. А к тому времени, когда «демократическая общественность» поднимет вой, а она поднимет, от этого никуда не деться, мы уже положим в карман кругленькую сумму. И вы тоже. Если, разумеется, выживете.

Уперев руки в колени, Максим сидел, тупо уставившись в пол. Потом он глухо проговорил:

– Итак – самоубийство…

– Нет, малыш, – негромко, но убедительно возразил ему Валерьяныч. – Не самоубийство, а казнь. Та самая «высшая мера пролетарской защиты», которой вы вполне заслуживаете, как и почти все прочие наши… гм… спортсмены. Наше гуманное государство позволило вам, подонкам, избрать себе вид казни. И отчего-то мало кто предпочитает пулю или наркоз. Остальные изощряются в попытках подороже продать свой труп. Так вот, наша фирма предлагает вам самую высокую цену, и самую достойную для мужчины смерть – в бою. Ну, думайте поживее, дорогой мой висельник, а то моя рука так и тянется к телефону… Вы согласны?

Максим прикоснулся рукой к груди. Медальон ответил теплым покалыванием. Что же, наверное, это его единственный выход – продолжать идти предначертанным судьбою путем. Он кивнул и сказал:

– У меня родственники в Калуге. Могу я послать им часть денег?

– Разумеется, – добродушно согласился Валерьяныч. – В конце месяца вы получите зарплату и можете распорядиться ею как вам вздумается.

– Хорошо.

– Тогда вы свободны. Горничная проводит вас в комнату. Там вас ожидает горячий обед и хорошее виски, для отдыха – книги, телевизор и магнитофон. Может, немного травки?

– Не стоит. Я не так давно с трудом отделался от этой дряни.

– Это хорошо, что вы не наркоман. И еще ценнее то, что вы со мной откровенны. Я и сам не очень-то поощряю подобные увлечения, но по закону фирмы, сегодня я могу выполнить любое ваше пожелание, даже самое… изысканное.

– Благодарю, – буркнул он. – Обойдусь.

– Перед тем как уйти, сядьте и ответьте на вопросы вот этой анкеты, и постарайтесь по возможности подробнее. Это в ваших же интересах.

Анкета содержала свыше сотни самых разнообразных вопросов, от простецких, автобиографических до самых заумных, над которыми действительно стоило поломать голову. Однако Максиму было лень стараться, и он стал писать что Бог на душу положит.

* * *

Комната, в которую его поместили, вполне соответствовала мечтам небогатого коммивояжера, разъезжающего по мелким городкам с образчиками продукции и остановившегося в самом дешевом из более или менее приличных отелей.

Она была хорошо прибрана и невелика по размеру. Единственная кровать с хрустящими простынями, стол, стул, кресло, в углу стояла приставка далеко не последней модели, но снабженная эффектом стереофонии и стереоскопии. Две полки, одна с книгами, другая с кассетами.

Максим включил телевизор и принялся за обед, время от времени поглядывая на экран. Транслировали баскетбольный матч.

Обед был хорош. Однако он ел без аппетита.

Потом он придвинул кресло к телевизору, долго выбирал программу, но опять натыкался то на детектив, то на резню, минуты две поглядел на шоу, послушал предвыборную речь кандидата от либералов, посмотрел новости и уже не обращая внимания на экранные страсти, сидел, уставившись в одну точку, время от времени прикладываясь к бокалу. Со стороны могло бы показаться, что он, размышляя, подводит итоги, но это впечатление было обманчивым. Он вообще ни о чем не думал. Им овладела какая-то странная томительная грусть, временами переходящая в пронзительную тоску. Его мучила неизвестность завтрашнего дня. Он понимал, что подслащенная пилюля, которую ему сегодня подсунули, явление преходящее, что возможно завтра она сменится страданиями и ужасом, и никак не мог освободиться от мысли о том, что этот вечер последний в его жизни.

Выступление депутата на экране сменилось изображением лощеного красавца в смокинге на фоне лазурных волн. Он затянулся длинной тонкой сигарой и выпустил дым, клубы которого образовали слово Л-О-Т-О-С.

– Сигары «Лотос«! – интимно прошептал бархатный голос. – Они украшают настоящих мужчин, делая их совершенно неотразимыми в глазах женщин. Изысканный аромат и полное отсутствие никотина!

Камера въехала в густую толпу людей, собравшихся вокруг постамента, затянутого красной тканью, испещренную названиями фирм. На постаменте стояло странное неказистое сооружение из темного дерева.

Вам, дорогие телезрители, предстоит уникальная возможность присутствовать при явлении, как нельзя лучше характеризующем всю гибкость нашей социальной системы, все права и свободы, которые она предоставляет человеку. реально осуществляется суверенное право каждой личности не только жить, но и умереть так, как ей захочется. Смертная казнь, некогда осужденная клерикальной и мелкобуржуазной моралью, в наше время стала символом неотъемлемого права индивидуума на самовыражение. Нынче каждый осужденный к этой исключительной мере наказания имеет право избрать себе любой вид смерти, кроме, хе-хе, вполне естественной смерти от старости. Рафаэль Арбузов, сорока шести лет, бывший служащий Госстраха приговорен к смертной казни за зверское убийство жены и расчленение ее трупа. Что поделаешь, им обоим не повезло в жизненной лотерее. Как он сам признается в интервью, мысль о казни зрела у него уже давно, но окончательно сформировалась, когда он увидел по телевизору выбросившегося из самолета Амбарцума Гюльбекяна, до последней секунды своей жизни рекламировавшего запонки кооператива «Шик-Блеск».