Л. Моргун - Изберу себе казнь

– Простите… – сказал Максим и поскольку Валерьяныч выжидающе смотрел на него, добавил, – шеф…

– Так-то, – удовлетворенно сказал Валерьяныч. – И не строй из себя персону. Если вчера я носился с тобой как курочка с золотым яичком, то это только потому, что у нашей кампании такой стиль работы. Если мы выкачиваем из человека деньги, то он должен за это получить хотя бы определенное моральное удовлетворение.

– Последняя ночь преступника перед казнью? – спросил Максим.

Валерьяныч поморщился.

– Оставим античную философию и прочие высокие материи. ы сейчас покидаем прекрасный мир. Мир выпивки, вкусной еды, женщин и всего, что только могут дать деньги. Нам хочется, чтобы ты хорошо запомнил этот мир и старался бы вернуться в него. Если ты будешь мечтать о возвращении, ты будешь хорошо заниматься, а значит научишься хорошо драться, и не дашь убить себя в первом же бою, а значит кампания выкачает из тебя больше денег. Так что благотворительность тут вовсе ни при чем. Ты понимаешь меня?

– Да, шеф.

– Поэтому занимайся. Хорошенько занимайся. Не печалься, когда тебя будут наказывать, самым худшим наказанием будет, если тебя отстранят от занятий, Понял?

– Да.

– Молодец. Мы, кажется, уже прилетели.

К самолету подъехал неказистый джип. Валерьяныч уселся на переднее сиденье и кивком указал на заднее.

Машина долго петляла по горным дорогам, пока не уткнулась в ворота в длинной бетонной стене, на которой старинной вязью было выведено «Спортивная база цирковых аттракционов». И немного ниже «Частное владение. Вход воспрещен».

К машине подошли двое парней с дубинками. Увидев Валерьяныч, они посторонились. Ворота сдвинулись, и машина въехала во двор.

Лагерь расположился на сухом выжженном солнцем каменистом плато. Оно представляло собой почти правильный круг, диаметром около двух километров. Внутри были разбросаны одноэтажные строения с зеркальными крышами для сбора солнечной энергии, и кругом ни деревца, ни кустика. Мимо них пробежала группа молодых людей. Двигались они в полном изнеможении. На лицах их лежала плотная маска пыли, изредка пробиваемая дорожками пота.

Максим и Валерьяныч прошли в небольшой двухэтажный особнячок у ворот, поднялись на второй этаж и вошли в комнату, наполненную благодатной кондиционированной атмосферой. Там в кресле, задрав ноги на стол, сидел человек и читал журнал. Увидев их, он отложил журнал в сторону и оказался мужчиной лет сорока с небольшим, с подтянутой спортивной, но слегка уже начавшей полнеть фигурой.

– Привет, – сказал он и кивнул на кресла.

Они сели.

– Этот парень, – сказал Валерьяныч, – будет заниматься у тебя, Боб.

Тот скривился.

– На каких помойках ты ухитряешься откапывать подобных типов?

– Боб, этот парень, что надо.

– У этого парня на лбу написано, что последние пять лет он питался отбросами.

– Это не важно.

– Грешно опустошать дома престарелых. Я уверен, что этот парень видел Ленина.

– Ему еще нет тридцати восьми.

– Силы небесные! – возмутился Боб. – То ты мне подсовываешь сосунков, то дряхлую сорокалетнюю развалину!

– Я никогда не поставлял тебе плохой товар, – с достоинством сказал Валерьяныч. – Если этот рейнджер тебе не нравится, Борис Палыч, я могу отдать его Алексу. Он мне только спасибо скажет. Пошли, Максим.

Они поднялись.

– Эй, подождите! – крикнул им вдогонку Боб.

Они остановились у двери.

Боб с трудом поднялся с кресла и подошел к ним. Его чудовищно гипертрофированный живот колыхался при каждом шаге.

– Разденься, – сказал он Максиму.

Тот снял сорочку.

– Раздевайся догола.

Боб долго рассматривал его икры и бедра, щупал мышцы живота, помял бицепсы, предложил сесть и постукал молотком по коленной чашечке.

– Говоришь, этот парень из рейнджеров? – переспросил он с сомнением.

Это рейнджер с двадцатилетним стажем, – заверил его Валерьяныч. – Сегодня мне представили его послужной список, – он протянул папку, – этот парень прошел огни и воды и ухитрился остаться живым.

Боб бегло просмотрел папку.

– Можешь одеться, – сказал он и, переведя взгляд на Валерьяныч, показал раскрытую пятерню.

Валерьяныч в ответ показал два пальца.

– Что?! – возмутился Боб. – За эту рухлядь?

– Он стоит гораздо больше.

– Он вообще ни черта не стоит, но из уважения к тебе я даю три.

– Из уважения ко мне ты не дашь и растертой сопли. Он стоит семь, но назови я эту цифру, тебя бы вовсе хватила кондрашка.

– Три с половиной.

– Уж лучше мы попытаем счастья у Алекса.

– Это будет предательство, Валерьяныч, – укоризненно сказал Боб.

– Это не будет предательством, – с достоинством сказал Валерьяныч. – Мы все: и ты, и я, и Алекс, работаем на фирму. И, если фирма обнаружит, у него ребята подготовлены лучше, чем у тебя, а это выяснится в первом же бою, она просто-напросто откажется от твоих услуг и это будет справедливо, ибо ты не умеешь подбирать кадры.

– Нашел же ты, чем удивлять людей, – бросил Боб. – Обычный наемник. Ну и что? Мало ли наших ребят, не умеющих ничего, кроме стрельбы из автомата, бросились на Запад, когда открыли все границы? И кому они были там нужны? Не умея ни работать, ни говорить, ни просто жить в обычном цивилизованном мире… Их стали использовать как пушечное мясо, и тогда весь мир сумел оценить хваленые бойцовские качества нашего простого честного солдата. У меня пол-лагеря таких вот героев.

Помедлив, Валерьяныч сказал:

– Знаешь, чем этот парень отличается от других героев? Тем, что он не герой. Он совершенно не герой. Он не бравый вояка и не спесивый солдафон. Он солдат. Рядовой солдат. Он был, есть и будет солдатом. Знаешь, что меня поразило при первой встрече с ним? Его спокойствие. Он терпелив, упорен и настойчив. Он умудрился двадцать лет пробыть рейнджером во всевозможных «Легионах смерти», у генерала Кондора и полковника Доу, и не получить ни царапины. Ты был когда-нибудь ранен?

– В Бразилии, – ответил Максим. – Отравленной стрелой из сумпитана.

– Ну и как?

– Болел с неделю.

– Вы слышите, Борис Палыч? Неделю, когда одна стрелка размером с мизинец может уложить слона. Нет, меньше чем за семь тысяч я тебе его не отдам.

– Но ты же сказал пять! – возмутился Боб.

– Мне слишком долго пришлось тебя уговаривать. А мое время дорого. Ну как?

– Хорошо, – хмуро согласился Боб и выписал чек. – Посмотрим, много ли стоит твой… как ты его назвал?

– Флавий. По имени древнего и знатного рода Флавиев.

– Ну это еще куда ни шло. А то язык можно сломать со всеми твоими Веспасианами и Доминицианцами.

– Всего хорошего! – сказал Валерьяныч, довольно пряча чек в бумажник.

– Пока.

Когда Валерьяныч вышел, Боб нажал кнопку селектора.