Ева Вишнева - Кокон

Элль вспомнила скорлупки, которые они с Алией обнаружили в траве, во время вылазки на северный берег. А на деревьях, на самых высоких ветвях, птицы вили гнезда. Лет восемь назад случился сильнейший ураган, ночь за окном гремела и вспыхивала. Воспитатели собрали перепуганных ребят в общей комнате и до утра читали им сказки, а когда все стихло, вывели на улицу – показать, что все в порядке, волноваться не о чем. К тому времени ночь уже кончилась, наступил рассвет. Побродив вокруг корпуса, Элль, Алли и Нора нашли птенцов, выпавших из гнезда, которые копошились в мокрой траве и пищали. Девочки отнесли их в лазарет. Навещали, наблюдали, как взрослые лечат крылья и лапки. Выпросили на кухне пустые спичечные коробки, куда складывали убитых комаров, мух, других букашек. Элль удивилась, вспомнив, что Марисоль помогала им, бегала по коридорам с мухобойкой и выкапывала червей на площадках. Правда, тогда она была как все, таким же ребенком с грязью под ногтями и колтунами в рыжих волосах, путающихся на ветру. Курносая, усыпанная веснушками, с трудным характером, но не плохая. Затем Марисоль вытянулась, похорошела, воспитатели стали выделять ее и любить больше остальных.

– Есть здесь птицы и животные…

– По сравнению с прошлым, жалкие остатки. А вот нитей раньше почти не было. По крайней мере, так говорят, – туманно пояснил наставник, и Элль захотелось переспросить: «Кто говорит?», но она не успела. Наставник продолжил. – Ты же знаешь, я не вижу нити. Большинство учителей и воспитателей тоже этого не умеют. Боюсь, нам иногда требуется помощь. Сможешь кое-что сделать для меня, Элль?

– Что?

Наставник подошел к комоду, послышался скрип выдвигаемых ящиков, шелест бумаги. После на стол перед Элль легла папка.

– Внутри планы главного здания с кухней, дворами и прилегающими территориями, каждый этаж на отдельной странице. Если будет свободное время и желание, пройдись, пожалуйста, по всем коридорам и кабинетам. Подсчитай, сколько там нитей, как выглядят. Если получится, проверь, куда ведут. Отметь места, где они спутались в клубок. Я постараюсь предупредить воспитателей, но если вдруг тебя куда-нибудь не пустят, не переживай, оставь на потом. И еще кое-что… Постарайся держать это в секрете от ребят. Сама знаешь, слухи расходятся быстро. А у некоторых из вас, не буду называть имен, совершенно неуемная, дикая фантазия.

«Ничего себе!» Элль представила, как будет каждый вечер шататься по зданию, объяснять взрослым, что она делает и зачем: вряд ли наставнику удастся донести свою просьбу до всех воспитателей, все равно кто-нибудь будет не в курсе. Забудет, прослушает. А с одногруппниками что делать, если вдруг станут спрашивать? Элль, конечно, всегда сама по себе, сторонится шумных компаний, редко участвует в вечерних посиделках в общих комнатах… Но общается же она с Норой, Бертой, Лоттой! С другими тоже, пусть и редко.

А еще в пустых кабинетах, как выяснилось, скрываются чужие секреты, о которых лучше не знать.

– Я… Вы меня, конечно, простите, но в последнее время уроков так много задают. Едва успеваю их делать. Боюсь, если я еще буду карту составлять…

– Очень жаль. Я так надеялся на помощь. Ты дотошная, старательная – мне показалось, из ребят именно ты лучше всех справилась бы с заданием. Я даже награду приготовил… – наставник вдруг как-то странно усмехнулся и скосил глаза на письмо, которое Элль достала из книги. Оно все еще лежало на столе, рядом с треснувшим стаканом. – Эта награда связана с твоей подругой, Алией. Но видимо, ты по ней больше не скучаешь, раз промолчала, когда я спросил об этом. И от задания отказываешься.

Элль подскочила, едва не перевернув чашку.

– Почему вы мне сразу прямо не сказали? – ее начинало потряхивать от нервного возбуждения.

– Отдай, пожалуйста, папку, раз уж отказалась.

– Что в конверте?

– Кто знает, – наставник пожал плечами. Он улыбался, а Элль уже колотило крупной дрожью. – Ну ладно. Ты заберешь его, когда поможешь с картами.

– Сколько у меня на это времени?

– Сотри, пожалуйста, затравленное выражение с лица – выглядишь так, будто я тебе угрожаю. Ты вправе самостоятельно распоряжаться своим временем. Только следи, чтобы карты не помешали учебе – мне бы, конечно, этого не хотелось. Выбери удобный темп, чтобы все совмещать. И еще. Раз уж согласилась, приложи, пожалуйста, усилия. Если результат мне понравится, моя благодарность не ограничится… одним лишь письмом. Поняла?

– Да.

– Молодец. Прости, беседа получилась не слишком комфортной. На-ка, выпей еще, – наставник подтянул к себе чашку Элль, слил в нее остатки из своего стакана. – А теперь иди к себе, отдохни. Не нужно приступать прямо сейчас.

Элль послушно допила терпкий напиток, попрощалась и вышла.

Когда расстояние между ней и комнатой наставника составило две крыши, семьдесят две ступени и три пролета, проснулся Голос. «Не нравится мне все это, – поделился невидимый друг. – Не стоило пить то, что он предлагал, ты стала сама не своя. Потом, к чему такая таинственность с картами? Нуднейшее задание, на мой взгляд. Хоть каждому встречному про него рассказывай, вряд ли кто-то заинтересуется».

– Почему я сразу не распечатала письмо? Мне ведь хотелось это сделать.

«Без адресов и марок? Готов поклясться, конверт пустой. Даже если это настоящее письмо, с чего ты взяла, что оно от Алии? Ох, не нравится мне наставник, какой-то он мутный. Вечно такой весь правильный, ни одной лишней эмоции на лице… Да и потом, откуда письмо, если исчезнувшие, скорее всего…»

– Замолчи!

Если верить самой распространенной версии, которую ребята передавали друг другу шепотом, оглядываясь, нет ли рядом взрослых, оттуда, где сейчас Алия, письма не приходят. Если верить – но Элль не верила. В отличие от Голоса. «Ты же читала, что хранить в доме вещи мертвецов – плохая примета, поэтому от них избавляются. И что если повторить имя покойника нечетное число раз, кратное пяти, он вернется злым духом и будет пакостить. Все сходится: вам запрещают говорить про пропавших, а их вещи тут же забирают».

– Алия жива-здорова, – процедила Элль сквозь зубы. – Она ничем не болела. С ней все было хорошо. С ней и теперь все прекрасно.

«Откуда ты знаешь, что она не болела? Она ведь жаловалась на слепоту, ты сама мне говорила. А еще… Ты ведь сама тогда…»

– Замолчи, замолчи, замолчи!

Элль в ярости сорвала кулон, отбросила; камень глухо стукнулся о плитку лестничного пролета, отскочил в сторону, в темный угол. Папка упала под ноги. Элль спрятала лицо в ладонях, едва сдерживая рыдания. Полтора года назад она тащила тоненькую, хрупкую Алию вброд по холодной воде. Не считая раннего завтрака, они целый день не ели и не пили. На следующее утро Элль было больно дышать и говорить, она то ныряла в беспамятство, то резко приходила в сознание в мокрой от пота постели. Хорошо, что в лазарете быстро справились с той жуткой лихорадкой. А что произошло с Алли? Может, и ей было плохо, а помочь не сумели?..