Виталий Смышляев - Страна Яблок

Сергей стоял и смотрел на Спиридонцева, тот молчал. И тоже не садился.

– Ещё что придумаешь? – зло спросил у Спирьки Аркадий. – Давай колись.

– Валера, а что ты не хочешь, а? – спросил Армен. – Это ведь надо, мы так и договаривались. Тебе же выделят взамен землю.

– Хватит цирка! Что вы театр устраиваете? – Спиридонцев не выдержал, левый угол рта задёргался и пополз вниз. – Я выхожу из вашего кооператива, а участок мой. Я за него свои деньги платил. Как купил, так и… – Спиридонцев осёкся.

– «Так и…» – что? Так и продал? – крикнул Аркадий. – Договаривай, гнида!

– Я последний раз говорю – если меня не перестанут оскорблять, я ухожу, – сказал Спиридонцев.

Сергей ничего не ответил, он стоял и смотрел ему в глаза. Замолчали и все остальные. Молчали и смотрели на Спиридонцева.

– Что вы на меня уставились? Я продал этот сраный участок, и я выхожу из вашего сраного кооператива! И только попробуйте мне что-нибудь сделать или помешать! Сообщу и в полицию, и в прокуратуру обо всех преступлениях, что здесь творились! И о незаконных сделках, и об украденном топливе, и про лов рыбы без лицензии, про всё! Это моя собственность, как хочу, так ею и распоряжаюсь!

– Серёжа, это я виновата! – Лариса закрыла лицо руками. – Ты же мне говорил! Это я во всём виновата!

– У тебя, гниды, сегодня дом сгорит, будет тебе продажа участка! – крикнул Аркадий.

– Вы слышали, вы все слышали! Это угроза! Я всё записываю на диктофон!

Спиридонцев отцепил от кармана блестящую пуговку и помахал ею перед Сергеем.

– Это неправильно. Ты… э-э… поступаешь неправильно, – сказал Спиридонцеву Вадим.

– Ты кошек своих учи, – огрызнулся Спиридонцев.

Я скосил глаза на рабочее поле Ларисиного ай-стика – буквы, чуть ли не опережая выступающих, вылетали из диктофона и строились в текст протокола. Наши бурные речи сразу исправлялись и шлифовались. Наверное, нет человека, который не восхищался бы этим завораживающим графическим решением – буквы мельтешат, сталкиваются, подлетают новые, и из этого роя непрерывно выползает ровная строчка.

– Давайте голосовать, – предложил Ильяс. Он упёрся в лавку сжатыми кулаками, руки его дрожали.

Сергей помолчал, обвёл собрание глазами и сказал:

– Кто за то, чтобы исключить Спиридонцева из кооператива?

«Против» проголосовали братья Закирзяновы и сам Спиридонцев. «За» подняли руки шестеро: Сергей, Аркадий, Лариса, Вадим, я и неожиданно Армен.

– Да мне совершенно насрать на ваше голосование! – кричал Спирька. – Вы никто для меня! Никто! Да вас вообще нет, вы юридически не люди! Никто! Участок продан, можете в своей песочнице за что угодно голосовать! Собрание, голосование, председатель! Детский сад! Он давно вас попам продал, только никак документы не оформит! Потому и хочет выделить все техпостройки!

Глаза Сергея потухли, лицо залила глухая усталость. Залила и пропала.

– Мы тоже «за», – неожиданно раздался глухой голос Богомолова. Он всегда как из-под кровати бухтел. – Мы тоже «за».

И они с женой подняли руки.

– Три «против», восемь «за», воздержавшихся нет, – подытожил Сергей. – Постановили: исключить Спиридонцева из членов кооператива… и всё остальное по форме: про прекращение взаимных обязательств и так далее. Лариса, распечатай сразу, пожалуйста, сейчас подпишем и оформим.

Богомолов стоял, оглаживая бороду. Ждал.

– Христос учил: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твоё было ввержено в геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки её и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твоё было ввержено в геенну».

Мы уставились на Богомолова. На собраниях он почти всегда молчал.

– Святой Феофилакт пояснял это место в Нагорной проповеди так, что нужно пожертвовать больной частью ради сохранения целого. А человек этот, – Богомолов указал на Спиридонцева обличающим перстом, – есть больная часть, есть глаз, соблазняющий нас, и рука, соблазняющая нас. И наш долг – отторгнуть его. Наша семья пожертвует сколько необходимо, чтобы так скоро, насколько возможно, выстроить новую подстанцию и быстро подключить её к силовому кабелю. Тогда уже новый владелец участка будет зависеть от нас, ибо… – Богомолов замялся, ощущая нелепость церковного «ибо» в разговоре об электричестве. – Ибо…

– Блаженны владеющие электроэнергией, ибо их есть царствие небесное, – вставил я.

Лицо Ксении осветилось улыбкой.

«Не особо она богомольна», – подумал я. Почему-то эта догадка меня обрадовала.

Богомолов не обиделся на общий смех, а помял бороду и деловито закончил:

– Я бы предложил безвозмездно использовать наш надел, чтобы сделать там новую подстанцию, но это слишком далеко от кабеля. Наш участок – крайний, около самого леса.

– Игорь Николаевич, вы говорите редко, но вы – истинный Иоанн Златоуст. Каждое слово – в точку. Вадим, сможем?

– Объективных, так сказать, сложностей… э-э… я не вижу. Фидеров бы побольше, поскольку…

– Спасибо, Вадим. Отлично. Алик, сможешь подстанцию быстро найти?

– Конечно.

Сергей расписался, протянул протокол Спиридонцеву.

– Теперь прошу покинуть собрание и территорию посёлка. Вы – не член кооператива, участок продан. Полчаса на сборы.

– Мент и есть мент! «Полчаса на сборы»! Участок мой, сколько захочу, столько и буду! Ты Лариске своей толстожопой указывай!

– Лариса, про анатомические особенности в протоколе не нужно, – сказал Сергей. – Спиридонцев, предъявите документы, подтверждающие право собственности на участок.

– Да кто ты есть?! Ты охренел вообще! Документы ему предъявить! С какого перепуга?

– Участок на территории кооператива, или предъявите документы на право собственности, или выдворим насильно.

– Попробуй! Попробуй! Завтра же в полиции окажешься, там тебе и чип сразу вошьют, успокоят! Ну что?! Давай выдворяй! Всё, сдулся?! Бараны! Счастливо оставаться, бараны, в своём навозе. Гнийте… гнойте…

– Загнивайте. Правильная глагольная форма – «загнивайте», – сказала Лариса.

Спиридонцев обвёл собрание глазами, скривил рот и, помахивая протоколом, пошёл к своему дому. Бывшему дому.

Спирька ушёл, но собрание продолжалось.

– И последнее, – сказал Сергей. – Относительно моих переговоров с другими посёлками. Да, ничего я не добился. Как в Писании сказано, – Сергей посмотрел на Богомоловых, – «всякий город или храм, разделившийся сам в себе, не устоит».

– Дом. «Дом», а не храм, – поправил Богомолов.

– Тем более.

Восхищало меня это Серёгино «тем более», оно разрушало любые возражения собеседника. «Тем более» – и нет никаких контраргументов.