Татьяна Зубачева - Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата

Медведев встал, достал из своего шкафчика и положил на стол две большие толстые замусоленные тетради. Их встретили добродушным гоготом.

– Ага, Старшо́й, бумажка она…

– Сильнее пули бывает.

Медведев с чуть-чуть нарочитой строгостью раскрыл тетради.

– Так, Мороз, грамоту знаешь? Писать умеешь?

– Две буквы, – честно ответил Эркин.

За столом хмыкнули, улыбнулись, но язвить и насмехаться не стали. Даже Ряха, быстро поглядев по сторонам, промолчал.

– Вот, здесь их и напиши, – Медведев дал ему ручку и пальцем ткнул в нужное место. – Это за то, что ты про распорядок и технику безопасности прослушал и понял.

Эркин старательно вырисовал E и M.

– Так, – Медведев закрыл тетрадь и открыл другую. – А это серьёзней. Это о предупреждении о неразглашении.

Эркин недоумевающе вскинул на него глаза.

– Чтоб про завод не болтал, – серьёзно сказал Саныч. – Вышел за ворота, и язык подвязал. Работаешь грузчиком и всё, больше никому и ничего.

И остальные перестали улыбаться, смотрели серьёзно и даже строго.

– Завод не простой, – кивнул Лютыч. – За это так прижмут, что…

– Ну, что круглое таскаем, а квадратное катаем, это можно, – хмыкнул Колька.

– Тебе можно, а ему ещё рано, – отрезал Саныч. – Отшутиться не сумеет, пусть молчит. Всё понял, Мороз?

Эркин кивнул.

– Тогда подписывай, – подвинул ему тетрадь Медведев.

Эркин расписался. Медведев стал убирать тетради, все радостно зашумели, задвигались.

И тут подскочил Ряха.

– Ну что, по домам, мужики? Пятница ведь, бабы, небось, с пирогами ждут.

– Вали, – отмахнулся от него Медведев.

– Без тебя Мороза пропишем, – кивнул Саныч.

Ряха мгновенно выметнулся за дверь, а Эркин удивлённо посмотрел на Саныча.

– Как это?

– Ты что? – удивились его вопросу и стали опять наперебой объяснять: – Про прописку не знаешь? Да не бойсь, по паре пива поставишь… Сейчас переоденемся и пойдём…

– Опять?! – вырвалось у Эркина.

– Чего опять? – не поняли его.

– Я вчера уже дал. На прописку, – тихо сказал Эркин.

Он уже понял, что Ряха тех денег не отдал, и ему теперь придётся платить по новой. Ряху он потом найдёт и морду ему набьёт, но денег-то не вернёшь.

– Кому ты что дал? – спросил Медведев.

Колька вскочил на ноги, опрокинув табурет, и вылетел за дверь.

– Та-ак, – протянул Саныч. – Так кому, говоришь, дал?

– Ряхе, – неохотно ответил Эркин.

– И много?

– Чего он тебе наплёл?

– Когда успел-то?

– А после смены, – Эркин говорил, угрюмо глядя в стол. Злился уже даже не из-за денег, а что таким дураком себя показал. Теперь над ним долго ржать будут. Всей ватагой. А то и заводом. – Сказал, что я должен каждому по бутылке водки, а старшо́му – две. Ну, и на закуску.

Кто-то присвистнул.

– Однако, размахнулся Ряха.

– И сколько ты ему дал?

– Пятьдесят рублей, – вздохнул Эркин.

– Ни хрена себе!

– И взял Ряха?

– А чего ему не взять?! Ряха же!

– Ну, мать его… – Геныч сочувственно выругался.

– А ещё что сказал?

– А ничего, – Эркин взмахом головы откинул со лба прядь, – чтоб я домой шёл и не беспокоился. Он всё сам сделает.

– Так чего ж ты с утра молчал?

– А что, – Эркин наконец оторвал взгляд от стола и посмотрел им в лица. Нет, не смеются. – Всюду свои порядки. Удивился, конечно, за глаза у нас не прописывали, а тут…

Он не договорил. Потому что с грохотом распахнулась дверь, и Колька за шиворот втащил Ряху.

– Во! У центральной проходной поймал. Прыткий, сволочь!

– Так, – встал Медведев. – Прикрой дверь, – Колька тут же выполнил приказ. – Так что ты вчера у Мороза взял?

– Д-да, – выдохнул Ряха, быстро шаря взглядом по сумрачно внимательным лицам. Эркин снова смотрел в стол, и встретиться с ним глазами Ряха не смог. – Так… так я не брал, он сам мне дал. Да вы что, мужики? Ну, он же вождь, ему шикануть надо, ну, чтоб над нами себя поставить, какой он и какие мы. Деньги у него шальные, понимаешь…

– Деньги на стол, – тихо сказал Медведев.

– Да я… да он… да вы что, мужики, ну я ж для смеху, – частил Ряха, – а он дурак дураком, как сейчас с дерева слез, ну, мужики, ну, не успел я вчера, так сегодня ж пропить не поздно…

– На стол, – жёстко повторил Медведев.

Ряха дёрнулся было к двери, но тут же опустил голову, подошёл к столу и вывернул из карманов кучу мятых замусоленных бумажек, высыпал мелочь. Бумажный ворох Медведев подвинул к Эркину.

– Считай.

Не поднимая головы, Эркин разгладил и разложил бумажки.

– Ну?

– Тридцать семь рублей.

– Забирай, – кивнул Медведев. – Ряхов, с тебя ещё тринадцать рублей Морозу долгу. Тоже при всех отдашь.

– И за обиду парню пусть заплатит, – сказал немолодой, с рыжеватой щетиной на щеках, Лютов или Лютыч.

– Он всех нас обидел, – кивнул Саныч. – Ещё десятка с тебя Морозу за обиду и на круг десятка. В получку и отдашь.

– Да… да вы что? – задохнулся Ряха. – Да…

– Против круга пойдёшь? – удивился Геныч. – Ну, тебе решать.

– Всё, – Медведев хлопнул ладонью по столу. – Забирай деньги, Мороз. Всё, мужики. Переодеваемся и айда.

Все дружно встали. Эркин, взяв деньги, отошёл к вешалке и заложил их в бумажник, и уже оттуда смотрел на шумно переодевающихся, умывающихся и причёсывающихся перед зеркальцем мужчин. Ряха сгрёб оставшуюся на столе мелочь. Переодеваться он не стал, оставшись в рабочем.

– Замок свой из дома принесёшь, – сказал Эркину Колька. – И лады́.

– Лады́, – кивнул Эркин.

Переодевались до белья, кое-кто и рубашки менял. Куртка, штаны, валенки в шкафчик, Медведев и ушанку туда же, ну да, для города у него рыжая мохнатая. Грязную рубашку в узелок.

– Баба за выходные отстирает, в понедельник чистую принесёшь, понял?

– В понедельник с утра?

– А то!

– Эй, старшо́й, как на той неделе?

– В утро ж, сказали.

– Уши заложило, так промой.

– Мороз, в полседьмого в понедельник.

– Понял, а кладовка?..

– По коридору налево и до конца.

– Клавка сама тебя окликнет.

– Да уж, не пропустит!

– Это точно. Баба хваткая…

– На новинку падкая!

И дружный гогот.

Со звоном закрываются висячие замки на дверцах, уже не шарканье разбитых валенок, а стук подошв ботинок, сапог, обшитых кожей белых бурок. В ватных куртках только он и Ряха, остальные в коротких пальто с меховыми воротниками, полушубках, у Кольки куртка чёрная с золотыми нашивками и блестящими пуговицами.

– Всё, мужики, айда.

Общей шумной толпой по коридору к проходной, со смехом и шутками разобрали табельные номера и дальше, на пропускной…

– Счастливого отдыха…

– И вам от нас…

Ну, вот уже и улица, лёгкий снежок крутится в воздухе, и под ногами снег. И деревья в снегу, и каждый карниз, изгиб фонаря обведён белой каймой свежевыпавшего снега.