Артем Журавлев - Монохроматический свет

Но было в нем нечто отличное от других посетителей бара: тяжёлый усталый взгляд струился искрами тяжело добытых знаний, и сияли они ярко, как звезды во льду бесконечно тёмного космоса. Его товарищ был совершенно иной.

Адлегос Иронаил гордился своими черными, как перья ворона, волосами. Они отблескивали, как шерсть хорошо ухоженной собаки, хоть Адлегос всегда бычил на Карзаха за подобное сравнение. Острые уши, острый подбородок, слегка выделяющиеся щеки, козлиная бородка и короткая стрижка выдавали в этом человеке авантюриста, падкого на любое занятие, которое в будущем принесет солидные деньги.

В этот день разговор был из разряда «что-то сказать да надо». Во время подобных разговоров люди подолгу смотрят на стол или в окно, иногда с невольной улыбкой или усмешкой бросая взгляд на собеседника. Когда кому-нибудь в голову приходит абсолютно лишенная смысловой нагрузки тема для продолжения беседы, этот кто-то начинает ее либо с «да уж…», либо с «хе-хе…». Все-таки тишина – очень неверный товарищ. Временами она помогает людям собраться с мыслями, понять, осознать, увидеть. А иногда она угнетает подобно садисту, трубочкой высасывая счастье и волю к жизни, постепенно отливая мир вокруг в серые цвета.

– Что ж люди так позолотой увлеклись. Сижу тут, пью коньяк, а у меня уже глаза болят от этого блеска, прямо в рожу светит, сука. – Адлегос закрыл глаза ладонью, чтобы хоть немножечко побыть в темноте.

– Увлеклись точно по таким же причинам, по которым ты носишь эти кольца. – Карзах сделал глоток живительного напитка.

– Мои кольца хотя бы не насилуют глаза, как этот город.

– Отчего ж не насилуют. Насилуют. Вот идешь ты по улочке, а каждый второй пешеход, который мерсты считает каждый день, чтобы дожить до зарплаты, на твои кольца взгляд бросает. И ох, как его глаза болят, когда он их видит. Для него они сияют хлеще этих сраных зданий.

– Были бы поумнее, смогли бы и сами на эти кольца заработать. И меня б не доставали, и себе бы душу не травили.

– А ты прямо такой умный.

– Я мудак. Это компенсирует мои недостатки ума, когда я стремлюсь к успеху. Мы долго еще будем ждать?

Затяжной и не очень приятный разговор нагнетался самой необходимостью его существования. Друзья сидели и ждали третьего компаньона, который, по видимости, имел пренеприятную привычку опаздывать. В таких условиях возникновение пустого разговора – дело, само собой разумеющееся.

Самые разные посетители продолжали заходить в бар. Кто-то бежал от дурных мыслей, кто-то встречался с пассией или своим новым отважным защитником, кто-то еще не определился, зачем он вообще сюда приходит, а кто-то решил гулять в свои последние дни. Но всех объединяли две вещи: алкоголь и «Цепь». С первым все понятно, а вот «Цепь» – вещь совершенно диковинная в Старгроме. Более того, это как раз та «вещь», которая превратила сей радужный и залитый золотом город в могилу. Никто не знает, откуда она взялась, но всем достаточно того, что она убивает.

Буквально месяц назад в мирную страну Дользандрию пришла чума, именуемая ныне «Цепью» за свой интересный принцип умерщвления больного. После заражения этой дрянью из запястья больного, прямо из кожи, прорезаются звенья из неизвестного науке метала. Когда подобные звенья полностью оплетают запястье зараженного, человек погибает в результате до сих пор неустановленных причин.

Не имея достаточно развитой науки, но имея фантастически развитые вооруженные силы, дользандрийское правительство немедленно оцепило и закрыло город Старгром, открывая огонь на поражение по всем пытающимся его покинуть. Трудно сказать, почему именно этот доселе никого не интересующий город стал «козлом отпущения», но именно граждан этого населенного пункта признали наиболее ненужными Дользандрии. Спустя неделю все зараженные «Цепью» были ввезены в Старгром со всей территории страны. Таким образом, распространение болезни удалось полностью прекратить.

В очередной раз открылась дверь бара. На пороге появилась персона, в глазах которой совершенно не читалось каких-либо угрызений совести за свою привычку опаздывать.

– Наша?

– Наша. – Карзах поднял руку, слегка махая в сторону входа.

Персона медленно оглядела помещение, в упор не видя махающего ей мужчины. Лишь когда рука начала гневно размахиваться из стороны в сторону, остужая красное от злости лицо, ожидаемый человек обратил на нее внимание и сухо двинулся к столику.

Персоной оказалась миловидная 20-летняя девушка. Ее длинные светлые волосы красиво сочетались с бледной и ровной кожей. Худоватое лицо, выраженная челюсть, пухловатая нижняя губа, немножко грубые черты и уставший нагловатый взгляд зеленых глаз невольно рассердили Карзаха еще сильнее, а Адлегоса заставили почувствовать движение в паху.

Тем не менее, шрам от ножа на правой щеке любительницы опозданий уже пробудил в Карзахе интерес собирателя человеческих историй. Шрам прекрасно дополняли кольцо в губе и два кольца в правой брови, тяжелая косуха с нашивкой группы «Дивизия Каннибалов», черная футболка, драные джинсы с одинарной цепью с левой стороны и парусиновые кеды. Экспрессивная одежда скрывала худоватое, но жилистое тело. На шее висела стальная цепочка с интересным плетением.

– Ты пришла мордой светить или хотя бы скажешь «здрасьте»? – Карзах выдавил раздраженную улыбку и тут же сделал серьезное лицо и отпил немного коньяку.

– Ну что ж ты так сразу, дружище, то к девушке! Ты посмотри, какая светлая кожа! А грудь-то… Присаживайся, зайка! Как звать?

Адлегос придвинулся ближе к краю стола, чтобы попытавшаяся пролезть к окну новая подруга непременно обтерлась об него своей задницей. Девушка вопросительно посмотрела на Карзаха, и тот устало придвинулся ближе к окну, позволив ей не садиться рядом с его товарищем.

– Меня зовут Айка Кригрейн. Я тут по тому же поводу, что и вы. – Девица, закусывая губу, просверлила взглядом оставшуюся четверть коньяка в бутылке.

– Адлегос Иронаил, очень рад с тобой познакомиться! Чего прикипела? Коньячку? Или может чего пожарче? – «Мачо» слегка ухмыльнулся, подавая свой стакан.

– Слушай, чувак, ты сам себе не смешон, когда несешь такой бред? – Айка отодвинула стакан обратно Адлегосу.

– Поверь, он не смешон сам себе, у него мозгов меньше, чем у петуха. Самое страшное, что с каждым днем он тупеет все больше, и чем больше он тупеет, тем сильнее из него это все прет.

– Гениально! То есть, чем более раскрепощенный человек, тем он тупее? – Адлегос откинулся на спинку стула.

– Человек – нет, ты – да. – Карзах убрал свой стакан в сторону и прочистил горло.

– Круто, что мой друган теперь меня и за человека не считает! Все мои телки, получается, были исключительно зоофилками!